Женщины были красивые, хорошо одетые… одна богаче другой, эх, вот бы кого обложить налогом, но те, в золотых цепях, не то что руки твои, а тебя самого запросто превратят во флаг, чучело ты гороховое. Так что мы наблюдали за ними только сквозь щели в заборе. Даже вечно брешущие по ночам собаки, и те попрятались, поджав хвосты.
В ту ночь в небе над деревней носились свинцовые облака. Когда стемнело, ветер стих, всё погрузилось в напряжённую тишину. Ровно в полночь где-то на окраине деревни послышался звук, похожий на выстрел. Внезапно пошёл сильный дождь, и тут же зарокотали моторы…
Утром я увидел бегущих по улице людей. «Белую собаку пристрелили!» – крикнул кто-то. И правда, возле ограды кладбища лежал труп белой собаки. На лбу виднелась кровавая рана, видно, кто-то из тех, кто заждался у кладбища своей алчущей вечной жизни подружки, не выдержал и пристрелил собаку. А может, испугался, увидев её ночью, а может, подумал, что его жена уже превратилась в эту белую собаку.
Душа наполнилась щемящей грустью. В это время с кладбища выбежал какой-то мальчик лет четырёх-пяти и, бросившись к собаке, заплакал жалобным голосом, растирая лицо маленькими ладошками, испачканными в жёлтой глине.
Я не признал этого мальчика.
Бабку Жантай мы похоронили в тот же день. Люди судачили, что у неё на лбу тоже была маленькая красная точка. Я не очень-то поверил, сами знаете, женщины любят присочинить.
Вечером приехал большой бульдозер и столкнул в кладбищенский овраг старухину избу с соломенной крышей. А на месте бывшего дома потом ещё долго копались мальчишки. Они ведь, известное дело, везде ищут клады. Золота они, конечно, не нашли, зато насобирали всякой всячины – обломок сабли, наконечники стрел, глиняные черепки, пожелтевшие листки бумаги. Говорили, что на этих листках были древние письмена, да и те полустёртые. Так что прочитать их было невозможно. И всё же учитель Хазят повёз одну из наиболее сохранившихся страниц в Казань. Очень большие учёные после долгих мучений смогли наконец прочитать несколько слов.
Там было написано: «Но Если…»
1998
От нашей деревни до леса – рукой подать. Наверно, потому-то у нас и не любят особо заниматься заготовкой дров. Частенько запасов не хватает даже до середины зимы. Но раз лес близко, нет проблем – ничего не стоит привезти воз крепких берёзовых стволов. А если уж тебе лень разгребать в лесу сугробы, то существует же ещё забор! Летом его можно поставить снова…
Сейчас как раз середина лета. Мы с соседом Минзуком договорились сегодня съездить в лес. У него во дворе уже урчит старенький «Беларус». Продрав с утра глаза и опасаясь ворчанья жены, я вылетел во двор, опустил в колодец ведро, но на обратном пути верёвка оборвалась. Чёрт, день начинается паршиво… Омочив глаза и губы тёплой водой из тазика, я поспешил к Минзуку. Его жена кормила в хлеву кур, увидев меня, она тотчас отвернулась. Вчера мы с Минзуком основательно обмыли предстоящее мероприятие, и теперь, надо полагать, его жена на меня дулась.
Самого Минзука я обнаружил в сенях на кровати за занавеской. Он лежал и стонал, но, увидев меня, сел, ведь в таких случаях приход друга радует: может быть, у друга есть какое-нибудь предложение?.. Минзук что-то невнятно пробормотал, я напрягся и разобрал: «…Во рту будто табун лошадей ночевал». Небось, забормочешь тут, если мы на радостях, что в лес едем, вдвоём «уговорили» три литра, хотя под конец к нам, кажется, присоединился и Шавали.
