Меч в ножнах из дикой сливы - страница 21

– Боюсь, пока я не стану императором, свободно перемещаться по стране мне не дадут, – вздохнул принц. – У моего отца обязанностей больше, но больше и власти, в его силах издать любой приказ, если он захочет. А стану ли я императором – одним богам ведомо.

– О чем ты? – Светлые глаза Хань Дацзюэ сузились. – Что сделал твой отец?

– В очередной раз прилюдно посетовал, что я его разочаровал и горазд привечать подозрительных личностей, которых нельзя считать благонадежными подданными. Наставник Лю вступился за меня, но отец никого не слушает. Он злится еще с прошлого месяца, когда младший дядя навещал матушку, и запретил мне покидать дворец. Сейчас наставник поехал в клан Вэй Далян, все уладить для вида. Но младший дядя не сделал ничего, что могло бы бросить тень на матушку или на его клан; ты же знаешь, все главы принесли императору клятву! Хань-сюн… – Принц даже привстал. – Ты же когда-нибудь сменишь своего дядю на посту главы клана, и тебе придется тоже присягать на верность императору, то есть мне. А это значит, что твоя жизнь станет залогом твоей верности!

– Станет – таково условие клятвы, – спокойно кивнул Хань Дацзюэ. – Ты будешь хорошим императором, Чэнь-сюн, я убежден, что ты не потребуешь ни от меня, ни от других кланов ничего недостойного. Так что там с твоим отцом?

Принц какое-то время молчал: на него с сокрушительной силой обрушилось осознание того, насколько жизни его близких людей: матери, обоих дядюшек, лучшего друга – зависят от воли или, вернее, прихоти императора. Чэнь Шэньсинь прекрасно знал, что его отец не собирался жениться на матушке, дочери правящей ветви клана Вэй Далян, урожденной заклинательнице: у Чэнь Гэньцяня, тогда еще наследного принца, уже были жена из богатого рода Чжунчэн и маленький сын. Однако ребенок умер, не дожив и до двух лет, других детей императрица подарить супругу не смогла, и он развелся с ней, женившись второй раз на знатной девушке с севера, но и здесь судьба посмеялась над ним: молодая жена умерла при родах, ребенок также не выжил. И тогда Чэнь Сяолун, правящий император и племянник того самого Чэнь Миншэна, прозванного Первым императором и подчинившего кланы, заставил сына взять в жены заклинательницу для укрепления рода. Чэнь Сяолун держал бразды правления железной рукой, пусть и не притеснял кланы чрезмерно, и Вэй Далян не оставалось ничего другого, как подчиниться. Вэй Юншэн и Вэй Юнмэй были тогда слишком малы. Повзрослев, ни словом, ни вздохом не выдали они своих мыслей, связанные клятвой мофа шиянь и страхом за двоюродную сестру, но принц, с юных лет приучившийся видеть больше, чем ему показывали, замечал и тоску в их глазах, и то, как они дольше положенного удерживали руки императрицы в своих, и то, как грустил эрху[61], рассказывая о степях вокруг Даляна, когда кто-то из близнецов доставал инструмент. А однажды маленький А-Синь даже видел, как матушка плакала, обнимая Юнмэя.

Принц не знал, есть ли у него дар заклинательства, – под страхом смерти никто не взялся бы его учить, но у матушки он был: мальчик чувствовал прикосновения духов воздуха, когда она пела ему колыбельные, видел в покоях талисманы чистоты и тишины, а в тайнике под полом императрица хранила свой меч. Без должной тренировки она вряд ли бы уже смогла им воспользоваться, но заклинатель расстается с мечом только вместе с жизнью, ведь это не простое оружие, у него есть душа и имя. Принц до сих пор верил, что с душой меча можно разговаривать – как в сказках матери. Да в сказках ли?