У Ирки были любовники, и если она цеплялась за какого-нибудь мужика, кричи караул: пока не вытрясет из него пару-тройку тыщ баксов, не успокоится. А Ева совсем другая – не от мира сего или… притворяется. Он пока не разобрался, что именно ей нужно от жизни, но точно не забава на ночь.
@
Пашок не торопясь шел по коридору, толкая каталку с трупом мужика, которому только что зашили живот. Врач уселся писать заключение, а ему, Пашку, должно было вернуть мужика на место. На щиколотке у жмурика болталась клеенчатая бирка. Пашок улыбнулся, подумав о цикличности бытия, – рождаются с бирками и уходят с бирками, меняется только год рождения и обстоятельства. Каталка монотонно скрипела одним колесом в унисон его философским размышлениям.
«Ева-Маргарита, – думал Пашок, – красиво. Даже имя себе подобрала стильное. Вся такая гладенькая и маленькая девушка Ева…» Тишину разрезал звонок новенького смартфона, подаренного ему Натахой. На панели высветился набивший оскомину номер. Пашок дождался третьего сигнала и ответил, приготовившись соврать: мол, «еду взял и сменку тоже не забыл, вернусь под утро и обязательно помоюсь». Разговаривать и катить несподручно, поэтому он прижал тележку к стенке и уселся в ногах мужика.
– Ну как успехи, Казанова? – Не поздоровавшись, сестрица сразу перешла к делу: – Развел нашу красавицу? Ему было чем похвастаться.
– Нормалек. Девочка почти созрела.
– «Почти» не считается, – с иронией ответила трубка.
– Говорю, купилась она!
– Ну и чем же ты ее купил?
Он рассмеялся:
– Умом! Главное, нащупать нужные струны, подобрать душещипательные аккорды и, не спеша так, тихонечко, бздынь пальчиками… и прислушаться… хорошо прислушаться, чтобы услышать ответный стон души.
– Ой! Мне-то хоть по ушам не езди!
Ирка, кажется, наслаждалась подробностями развода наивной курочки. Правда, у него возникло чувство неприязни к сестрице, словно она подглядывала в замочную скважину их с Евой спальни. Она еще что-то говорила, и Пашок положил трубу рядом с ухом дохлого мужика – пусть послушает. Да и кто она такая, чтобы пилить его? Психолог фигов.
Он быстро разделался с мужиком, потом принял двух новеньких, бомжатского вида теток, с которыми не надо было канителиться, и уже вечерком, с чувством выполненного долга, зашел к себе на страницу.
Евочка закидала его сообщениями и ссылками. Во темперамент! Пашок пробежался по всему списку – ничего интересного, работы никому не известных мазил, скорее всего озабоченных педиков, написано из рук вон плохо, коряво и невыразительно. Убогие серенькие пейзажи, портреты упырей с кривыми тонкими руками и большими головами, больше похожие на изображения боскопов. Он рассмеялся: восторженная натура не знает покоя ни днем ни ночью. Затем галантно отправил ей несколько лестных слов, добавив к ним смайликов. Она немедленно ответила благодарными витиеватыми фразами, нашпигованными неизвестными терминами и определениями. Пришлось залезть в поисковик, а там… пошло-поехало. Он гуглил быстро и так же быстро писал, контролируя каждое слово, чтобы не слететь с планки «умника».
Позавчера, например, он обещал открыть ей своих Шопена, Серебрякову и Цветаеву. С Серебряковой вышел конфуз – он с чего-то решил, что она поэтесса, а оказалось – художница. Вернее, «художник», поправила его Ева, объяснив разницу между поэтом и поэтессой, художником и художницей… Пашок выкрутился, робко заметив, что, общаясь с высоким искусством, нервничает, сбивается и путается. Самое смешное заключалось в том, что она ему верила безгранично и безоговорочно. И вообще, он давно заметил: чем глупее и нелепее ложь, тем быстрее в нее верят. Парадокс.
