Мужчины засмеялись. Моя мама улыбалась, а Лариса со своей мамой сидели какие-то задумчивые. У меня даже спина похолодела.
– Простите меня! Не хотел никого обидеть. Елена Павловна! Лев Трофимович! Отдайте мне свою любимую, замечательную дочь! Я придумал всё это для того, чтобы вы поняли, что для Ларисы я сделаю всё: сделаю своим… нет, нашим с ней союзником метрдотеля, у нас будут брать автографы… кстати, Михаил Исаакович, оплачено два автографа, а я дал четыре. Откуда ещё два?
Михаил Исаакович широко улыбнулся и проворковал:
– А это уже бремя славы.
После этого он пожелал нам удачи и счастья, и ушёл.
– У купленных поклонников цена невысока, – грустно улыбаясь, сказала Елена Павловна, – но мы согласны. Женитесь… если хотите. Правда, я теперь не знаю…
Она посмотрела на дочь, погладила её по плечу и сказала уже не так грустно:
– Сами разберётесь. Надеюсь, надолго не поссоритесь.
Потом пили кофе с пирожными. Разговаривали. Но о свадьбе ни слова. Хвалили мои стихи и просили почитать ещё, но я отказался и пообещал почитать в следующий раз, когда соберёмся в домашней обстановке.
Когда уходили, на широком крыльце старинного здания нас остановил Михаил Исаакович.
– Дорогие гости! Я надеюсь, что вам у нас понравилось, и хочу предложить вам рекламный проспект нашего ресторана. Тут есть и меню с ценами, и расценки аренды ресторана для мероприятий… Если у вас будет планироваться какое-нибудь торжество, …свадебное, например, может быть, вспомните о нашем заведении. Дома посмотрите.
Он протянул Ларисе конверт и негромко сказал только для неё:
– Выходите за него, не пожалеете.
Мы поблагодарили хозяина и пошли по парку в сторону проспекта Энгельса. Я боялся, что Лариса уйдёт вместе со своими родителями. Очень хотелось поговорить с ней наедине именно сейчас. Она шла под руку со своей мамой. Вышли из парка, дождались трамвая для моих родителей и пошли уже вчетвером к Светлановской площади.
– Лариса, какие у тебя планы?
– Ты хочешь мне ещё что-нибудь предложить?
Она сделала ударение на слово «ещё». Ясно – обиделась.
– Предлагаю себя тебе в провожатые, куда бы ты ни собралась.
Она посмотрела на маму, а та, к восторгу моему, очень миролюбиво произнесла:
– Иди, иди. Вам есть о чём поговорить. Говорить всегда лучше, чем молчать и… и злиться.
Мы проводили Елену Павловну и Льва Трофимовича до дома и, не сговариваясь, пошли в сторону площади Мужества пешком. Некоторое время молчали. Первой заговорила Лариса. Она, как всегда, спокойно спросила:
– Зачем ты это сделал? Ты что, не понял, что, если мои родители согласились знакомиться с твоими, значит, они согласны на наш брак?
– Прости меня! Ну прости! Я должен был посоветоваться с тобой.
– А ведь хотел мне рассказать об этом перед входом в ресторан! Хотел?
– Да.
– А почему не сказал, не посоветовался?
– Сначала думал сделать сюрприз, а потом, когда всё завертелось, боялся, что ты… ну, что тебе это не очень понравится. Меня даже Михаил Исаакович предупреждал… но я очень надеялся на разоблачение.
– Единственное, чего ты сумел добиться, так это того, что скучно не было. С тобой действительно не соскучишься. Знаешь, Андрюша, мне иногда кажется, что ты очень-очень взрослый, а нынче ты был просто мальчишкой младшего школьного возраста.
– Я могу тебе обещать, что это был последний случай, когда я не посоветовался с тобой.
– Верю. Почему-то верю. Наверное, потому что хочу верить.
