Мёд для убожества. Бехровия. Том 1 - страница 14

В крошке внизу – металлический блеск, что сверкает прямо у ног цеховиков. Змеино струится ко мне, а цеховики… Пса крев, они загоняют Цепь! У Лиха невесть откуда – шпага, и он выводит самым острием зигзаги на земле. Клинок вздымает клубы смуглой пыли, а Вилка так и норовит носком сапога отбросить Цепь вбок. Промедли моя питомица – и шпага пригвоздит ее на месте, войдя прямехонько в стальное кольцо.

Я задыхаюсь от возмущения. А может, от удара в спину задыхаюсь.

Цепь уже рядом, и я мысленно молю о помощи. Но мольбы никогда не помогают. Божества молчаливы, как старики, разбитые параличом. И со слухом, думаю, у них тоже не всё в порядке.

Потому я упираюсь в щетинистые лапы неведомого зверя и отчаянно, из последних потуг отталкиваюсь. Еще одно крошечное усилие – и мое тело выкрутится из хватки разболтавшимся винт. И-и-и…

Никак, черт побери!

Мои выкрутасы только укрепили сжатие лапищ, и жесткий ворс – что собачья щетка – вгрызается в рану на животе. Шею сзади обдает жарким облаком – это гневно дышит тварь, пропитывая меня духом скисших яблок и мозглой соломы… Помбей?

Цепь пружиной летит мне навстречу – но я понимаю, что положение моё ошеломляюще безнадежно. Понимание приходит за секунду до того, как грубая, вся в трещинах рука-копыто прихлопывает Цепь легче, чем назойливую муху. И та продолжает трепыхаться в копыте, оплетая звеньями то один палец, то другой.

Я испытываю щемящее чувство разочарования. Такое, что не хочется даже хрипеть.

– Белое братство! – чей-то старческий голос. Он звучит неисправно, словно говорит на языке подплавленных приборов и психо-замыканий.

– Улепетываем!

Мир приходит в движение, проулок трясется, а горячие силосные облака обдают всё чаще. Мы несемся через неухоженный дворик. То есть меня несут через него. А вот и узкая улочка, где больше не пахнет водкой и похотью.

Я был здесь! И больше мне сюда не нужно, тупая ты морда! Но зловонная махина закидывает меня на плечо и влачит теперь как тряпичную куклу: перед самым лицом мелькают закопченные окна и пыльные свесы первого этажа. Цеховики спешат следом – трое, четверо, десять? В тряске не разобрать.

– Хорха, айда ювелирней-то! – опять поломано шумит. – Пробьешь бесу лобешник!

Кишка водосточной трубы появляется из ниоткуда. Я успеваю лишь судорожно сжать челюсти, прежде чем висок пробивает тупой болью.

– Глянь, как беса приложило! Убожество.

Хочу огрызнуться в ответ, но новый удар настигает старину Бруга быстрее. Фонарный столб прилетает мне промеж глаз, и невысказанные слова тонут в металлическом звоне.

– Хорха, ну ёкарный хрок!

Вместо мыслей мелькают белые пятна.

Город содрогается от жуткой трагедии! В минувшую ночь найдена мертвой глава церкви Упавшего – иерофантесса Гретхен фон Блау. Как сообщается, тело госп. фон Блау страшно изувечено, налицо насильственная смерть. Что это: очередной произвол т.н. «калековцев» или некое «бехровское лихо», поселившееся на наших улицах? Некролог и официальное заключение констеблей ожидайте в следующем выпуске.

Внимание, розыск! Вильхельм Хорцетц Кибельпотт, 30 лет. Прибыл вчера на маслорельсе из Преждер. Приземист, дороден, волосом рус и коротко стрижен, на лицо брит; всегда носит при себе нашейный платок и документ республиканского образца. За любые вести полагается щедрое вознаграждение! Обращаться к господинам Билхарту или Гелберту Кибельпоттам.