Через полчаса раздался небольшой звонок, после чего где-то сзади меня раздался другой незнакомый голос.
– Мистер Питерсон, вы знаете кого-нибудь по фамилии Шепард?
– Мой наставник в больнице святого Олафа, Франклин Шепард, 1897 года рождения.
В комнату моментально зашли остальные полицейские, пока допрашивающий меня толстяк стоял в дверях и смотрел от стыда. С меня сняли наручники.
– Мистер Питерсон, вы можете идти. Мы приносим свои извинения за…
– Втирай эту брехню кому-нибудь другому. – когда я прошёл мимо своего тюремщика, вспотевшего от нервов, то посмотрел на него и сказал офицеру сзади. – Избирательнее выбирайте сотрудников.
Я вышел из офиса поздним вечером, домой пришлось добираться пешком. Фонари освещали улицу, тучи практически не пропускали лунный свет. Я понятия не имел, куда идти, но главная проблема была в том, что я забрёл в самый неблагоприятный район: трущобы Кэрроу. Точнее, это был Кэрроусайд, район с интересной историей. Один из министров решил всех обхитрить: умник оттяпал себе кусок земли и держал его больше пятнадцати лет. Провёл границу, понизил налоги, нанял частные компании на постройку домов – одним словом, пытался создать своё государство. Только во время Великой депрессии он продал свою долю за жалкие пятьсот тысяч и сбежал на Кубу, где его убили сторонники испанской гражданской войны. А у кого во время кризиса были деньги на содержание Уэрроусайда? За районом некому было следить, и тот быстро превратился в настоящее гетто. Лишь зайдя на территорию дома, всё кричало: беги, здесь не безопасно.
Под ногами шуршали опавшие листья деревьев красного и жёлтого цвета, уличные коты завтракали объедками, а чем дальше я уходил в глушь, тем реже встречал людей приятной наружности. Всюду шныряли алкоголики, наркоманы и просто неадекватные люди. Хорошо, не пытались ограбить или избить. Асфальтированные дороги разваливались на части, ржавые заборы, разбитое стекло, ругань из соседних домов. Шёл ужасный запах от местного завода по переработке отходов. Жильцы жаловались на запах, но, несмотря на многочисленные забастовки, они сдались и переехали, отчего большинство домов стали притоном для тех, кого обидела жизнь. Я прибавил шаг, меня начало тошнить, а сердце билось быстрее. Мне даже было плевать на то, что я весь день подвергался унижениям. Всё, чего я хотел – лечь в кровать и закрыть двери, чтоб меня никто не беспокоил.
Вдалеке я увидел знакомый силуэт: огромный молодой мужчина с бритой головой и глупым лицом держал в руках клюшку для гольфа, а пивные бутылки были раставленны в ряд. Только этого мне не хватало. Как бы я не старался, Браун всё же меня заметил, хлопнул в ладоши и спрыгнул с ржавой машины.
– Ну и видок у тебя, Питерсон! Куда это ты направился? – какой же у него был мерзкий смех.
– Домой, Майкл.
Я не смотрел на него: чем быстрее дойду до дома – тем лучше. Слева от меня был глубокий овраг, ограждённый деревянным полуметровым забором, который мог развалиться от любого чиха. Майкл тут же меня догнал и пристроился сбоку, сплюнув под ноги. Мне показалось, что он убирает какой-то конверт в карман, но я тут же отвернулся. Странно, что глаза у него были уже красные, слева был небольшой фингал, а на шее – четыре царапины от ногтей. Или так падал свет. От него ужасно пахло перегаром и потом. В нём было столько алкоголя, что он двигался как моряк, болеющий цингой.
