– Плохо человеку, плохо, не видишь? Переутомился! Выключи уже свою камеру! – закричала на него директриса, и Веня послушно нажал на кнопку.
Он сбросил сбрую и сгрузил оборудование на подоконник. Холл опустел. Возле входа высились штабелями коробки. Веня сел на диван, закинув руки за голову. Кто-то упал на сиденье рядом.
– Врёт он всё, я не воняю. Нас сегодня в душ гоняли, – сказал белобрысый пацан, – можете понюхать.
Веня опустил руку и потрепал его по волосам.
– Верю, брат, верю, – ответил он.
Пацан залез в карман и достал сникерс.
– Будете?.. Половину.
– Давай.
Когда шоколадка кончилась, Веня протянул руку:
– Вениамин.
– Феликс, – ответил пацан, сжав Венину ладонь. – Но вообще-то принято наоборот: чтобы взрослые детей шоколадками угощали.
– Ну так-то да, – согласился Веня. – Феликс20… Надо же…
– А что, не видно? – спросил Счастливчик, и оба в голос расхохотались.
Веня сам не знал, почему он дал Феликсу свой номер, накарябанный на бумажной салфетке. Но его об этом не спрашивали, а сам он себе таких вопросов не задавал. Через секунду после того, как свёрнутая бумажка исчезла в кармане Феликсовых форменных брючек, в зале появился воспитатель. Увидел мальчика на диване рядом с бородатым москвичом и нахмурил брови.
– За мной, – вздохнул Феликс.
Он протянул руку Вене, и сразу отдёрнул.
– Ты мне шоколадку должен, помнишь? – нагло улыбаясь, Феликс погрозил ему пальцем.
– Половину, – парировал Веня.
– Ты – взрослый, с тебя целая. Резонно?
– Резонно, – расхохотался он. – Ты где таких слов нахватался?
– Васькино любимое слово… Василисы Витальевны. Всё, я побежал… Шоколадка!
Веня поднял руку:
– Клянусь!
Феликс взлетел по лестнице и скрылся на втором этаже. Воспитатель бросил на Веника подозрительный взгляд, но ничего не сказал. Молча развернулся и удалился за воспитанником. А Веня сидел на диване и улыбался, пока не устали щёки. От этого белобрысого мальчишки шло какое-то тепло, чувствительное и неуловимое, как от солнца в первые дни весны. Как тёплое прикосновение к уставшей от холода коже, как тонкий намёк на будущую летнюю жару. Когда у Вени будет сын, пусть он будет таким, как Феликс. Когда? Если… Веня затряс головой, изгоняя странные мысли. Этот интернат, эти дети, вся эта обстановка странно действует на мозг.
Он схватил камеру, часть своей нормальной, привычной жизни, запустил отснятое видео. Шеренга мальчиков. Феликс с рисунком, улыбается. От его улыбки, кажется, сбивается цветовая температура21. Или не кажется… Есть небольшое, но заметное смещение из синего в жёлтый, точно есть. Странный глюк. Феликс бежит к Звейниексу. Крупный план. Старик улыбается. Зубы, похоже, свои… Веня увеличивает картинку.
Небольшая диастема22, линия неровная, один из клыков чуть кривоват. Протезы так не выставили бы. Для его возраста состояние идеальное. Пацан подбегает, и улыбка старика как-то обезвоживается. В глазах не страх, скорей опаска. Он смотрит на ребёнка, как на большого незнакомого пса, который трусит к нему, виляя хвостом, но чёрт его знает, что там у него на самом деле в голове. Феликс протягивает рисунок.
Звейниекс явно подаётся назад. Перехватывает бумагу кончиками пальцев, максимально далеко от детских рук. Удивительный заскок для мецената, жертвующего детям серьёзные деньги. Может, Тушин угадал, и тут на детях испытывают какие-то лекарства? Да нет, бред. Закрытый интернат под жёстким контролем Минобра и Минздрава. «АлияХиму» проще бомжей собирать в качестве подопытных кроликов, их никто не считает. И дети не выглядят забитыми или нездоровыми. Вряд ли.
