Очень хотелось майору заставить меня таскать песок и щебенку на пятый этаж, ведь мое отделение в то время по назначению было отделением разнорабочих.
Размеренно и монотонно пошла моя служба, день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Подъём в 7.00, отбой в 22.00, рабочий день девять с половиной часов. После скудного завтрака звучит команда помковзвода, старшего сержанта Феди Исаченкова: «Выходи строиться!» и взвод отправляется достраивать пятиэтажный дом на Красноказарменной улице. Командиром взвода был только что выпущенный из училища лейтенант Ситников. Этот замечательный молодой человек, мой ровесник был воплощением человечности и порядочности. За все то время, что я служил в его взводе, не было случая, чтобы он хотя раз накричал на какого-нибудь солдата, объявил кому-нибудь наряд вне очереди, или того хуже, посадил кого-нибудь на «губу». Не по годам серьезный и спокойный, он так командовал взводом, что вроде бы и совсем не командовал, а между тем, все у него во взводе было в порядке, дисциплинарных нарушений не было, на стройках его подчиненные работали так, что никаких нареканий со стороны гражданского начальства не случалось.
Своим солдатам он говорил:
– Я не против того, чтобы в выходной день всех вас отпустить в увольнение, хотя бы и весь взвод. Но мне же этого не позволят, вы сами это понимаете. Поэтому давайте так: договаривайтесь сами, кому и когда ходить в увольнение.
Я был особо благодарен лейтенанту Ситнику за то, что, оклеветанного и отстраненного от должности, он принял меня в свою команду и относился ко мне с пониманием и доброжелательностью.
В моем солдатском альбомчике я храню его фотографию.
Меня разгромили на собрании 12 марта 1948 года, а в конце марта в стройбате состоялся другой спектакль. В третьей роте, в одном из ее взводов, который размещался за парком Сокольники в одном из старых зданий на Рижском проезде, произошло ЧП. Командир отделения младший сержант Валеев вовремя не вернулся из увольнения. Такое случалось и с другими увольняющимися и никто бы на это не обратил внимания, если бы Валеев опоздал бы на какую-нибудь пару часов. Но Валеев не вернулся во взвод ни на следующий день, ни на второй, ни на третий. Кто-то из его приятелей предположительно знал, где он может находиться. За Валеевым пошли и привели его во взвод. Умолчать о таком нарушении дисциплины было невозможно и командир роты доложил об этом в штаб батальона. Подполковник Гарай не хотел предпринимать жестких мер наказания младшего сержанта и предлагал ограничиться арестом на батальонной гауптвахте, но начальник штаба и замполит не согласились с ним и настояли о передаче дела о дезертирстве Валеева в штаб Квартирно-строительного управления.
В конце марта в стройбате состоялся выездной показательный суд военного трибунала. Крупные дяди в погонах капитанов и майоров привычно, без эмоций и без особого интереса к действию, которое они совершали, показательно судили Валеева. Он оказался маленьким, тихим человеком с аккуратным нерусским лицом, мелкие черты которого во все время суда не выражали ни страха, ни беспокойства. На вопрос, почему он совершил дезертирство, Валеев ответил, что никакого дезертирства не совершал.
– Я уже пятый год служу в армии, – негромко объяснил он суду, – и очень устал от долгой службы. Мне просто захотелось немного побыть со своей женой, с которой мы только что расписались.
