Мурзинцев был настолько мрачен, что стрельцы опасались на него глаза поднять, сопели, молчали, только отца Никона было слышно – стоя на носу, он молился о душах утопших.
Струг Мурзинцева, лишившись балласта, ко дну не пошел. Бросать его не стали, зацепили за бушприт канатом и потащили к берегу. Из-за обузы гребли еще часа два; пошло мелководье. Рожин теперь был на носу. С лотом в руках он мерил глубину, отдавал маневровые команды. К самому берегу подойти все равно не удалось, метров за двадцать бросили якорь, добрались на шлюпках.
Покалеченный струг решили оставить здесь. Чтобы выволочь его на берег и залатать пробоину, требовалась помощь, которую, кроме как в Самаровском яме, взять было негде. Так что судно затащили на мель и закрепили, привязав канаты к близстоящим деревцам. Мурзинцев дал стрельцам час на отдых. Путники повалились в траву, помалкивали; никто не решался заговорить первым.
– Мы что, Обь пулей пролетели? Прозевали, как в море вышли? – наконец не выдержал Васька Лис. – Откуда такие штормы на реке?
– То не шторм, ветра ж не было, – заметил Демьян Перегода.
– В полный штиль река волны подняла, – закивал Недоля, соглашаясь с казаком. – Нечистая сила, не иначе. Водяного козни.
Сотник поднял на толмача тяжелый взгляд.
– Что скажешь, Рожин? Что это было-то? – тяжело спросил он, неторопливо жуя левый ус.
Толмач оглянулся на Мурзинцева, ответил:
– Поступь Куль-отыра, должно быть. Агираш на капище в бубен бьет, а Куль-отыр под землей отзывается, шаг сделает – Обь стеной встает.
– Должно быть? – переспросил сотник.
– Откуда ж мне знать, я к Куль-отыру в вогульскую преисподнюю не спускался, – Рожин пожал плечами.
– А это еще кто такой, Куль-отыр? – спросил Игнат Недоля.
– Сатана вогульский, разве не понятно?! – отчего-то разозлился Васька Лис. – Ты, Игнат, порою тупее полена!..
– Отставить! – устало, но веско скомандовал сотник, увидев, что Недоля уже поднялся Лису затрещину отпустить. – Беречь силы, отдыхать.
Недоля коротко на товарища ругнулся, плюхнулся на место, спросил задумчиво:
– А может, и вправду живет под землей великан?
– Чего?! – Лис поморщился, скосил на товарища глаза.
– Мне дед так сказывал: встарь люди были божики, а мы люди тужики, а позднее еще будут люди пыжики: двенадцать человек соломинку будут поднимать так, как прежние люди поднимали такие деревья, что нынешним и ста человекам не поднять.
– Ты об чем это? – не понял Ерофей Брюква.
– О том, что народишко мельчает, что не ясно-то? – ответил за Недолю Васька Лис, Игнат кивнул, продолжил:
– Богатыри-великаны раньше везде жили, так, может, тут остались?..
– Великанов за версту видать, – отрезал Ерофей Брюква. – Байки о них давно бы до Тобольска дошли. Что ж не слышно про них?
– Богатырь на то и богатырь, чтоб по земле открыто ходить да бесов в честном бою побеждать, – пробасил отец Никон. – А ежели он под землей прячется, какой же из него витязь! Это сатана нам козни чинит. Ну да сила молитвы любую преграду сломит!
– Кости Митьки да Андрюшки Обский старик уже обглодал, наверно, а Никитин вон, бедолага, перед Богом без башки предстанет, – мрачно, с затаенной злобой произнес Васька Лис. – Что ж, владыка, твоя молитва их не уберегла?
– А потому и не уберегла, что мало в них веры было! – гаркнул пресвитер, распаляясь. – Ты, небось, дурачина, придумал себе, что коли крестик нательный тебе на шею надели, то того и достаточно?! Крещение – то только врата, а за ними до спасения еще длинный-предлинный путь. И путь тот тернист и ухабист, понеже без веры твердой, как железо-булат, в пути том обязательно сгинешь!
