– А я знаете чего боюсь? – грустно сообщает Кэри. – Что сяду под кустик, извините, по необходимости, а это будет прямо у дороги… И люди вокруг, вдруг чей-то лагерь или за ягодами приехали, они-то меня будут видеть, а вот я их… Эх.
– Вот у тебя именно так и получится, – это Петя, конечно, не упускает случая включить дежурного тролля. – Зачем программируешь себя? Или, если уж начала, хотя бы позитивные варианты простраивай, ведьмочка юная.
– Ага, хорошо вам, ветеранам ста пятидесяти походов говорить, – сокрушаюсь я.
– Здесь предыдущий опыт не имеет значения. Ты каждый раз заходишь в испытание с новым намерением, в совершенно отличном от предыдущего состоянии, качественно другая. Поэтому все, кто тут не в первый раз, с таким же азартом и ожиданием чего-то совершенно неожиданного ныряют в это.
Алекс обводит всех глазами, действительно сканирует, ощущение, что видит все те теневые, потаённые стороны, заветные мысли, тщательно скрываемые чувства. Он другой, не такой, как присутствующие здесь все мы, хотя по возрасту многих приехавших младше, но ни один не может смотреть на него свысока или снисходительно, даже те, кто тут старше почти вдвое (есть и такие). Есть в нём что-то, что беспрекословно и абсолютно подчиняет в хорошем смысле. Наша группа будто сама собой, исподволь становится из собрания незнакомых по большей части людей, волею кого-то оказавшихся в одном месте в одно время, практически родными. Теми, с кем легко течёт беседа, ржачно шутится. И опять же, мы тут двадцать четыре на семь вне благ цивилизации, видим друг друга с раннего утра после четырёх часов сна, умываемся вместе, едим, приводим себя в порядок, и всё это в прекрасной рамке, созданной самой природой заповедной Ладоги. За воспоминаниями, неспешным разговором время летело, конечно. Кто-то отходил, кто-то, наоборот, присоединялся. Мне нравилось то, что нам так просто друг с другом, что Алекс держит пространство, и всем в нём комфортно. Мы смеялись, играли в типа «назови быстро пять словосочетаний на М и У» (победили «мастурбирующие утки», Кэри, привет!).
Я была совершенно очарована местом, живой беседой, этими людьми. Потом пели. В основном старички, конечно, они знали репертуар, который, надо сказать, был крайне многогранен: от русских народных до КиШа, и всё заходило. В тему разных нас, этой роскошной белой ночи, огромной Луны, зависшей над озером, огнём костра.
Аксинья качественно разбудила меня волшебными садху, мне хотелось любви. Любить до крышесноса и после него, что называется. Я постоянно останавливала взгляд на Алексе, он замечал это и смотрел, не отводя глаз. Здесь всё по-другому. Флирт? Нет. Я вдруг чётко поняла, что могу просто сказать ему, что думаю. Смысл держать это в себе и отыгрывать страдашки, когда вот есть он, есть я, и есть это волшебное пространство, которое реально сбрасывает с тебя всю наносную шелуху из миллиона «нельзя», дурацких ограничений и вечных сомнений в правильности принятого решения. Мне приходит понимание того, что всё очень просто на самом деле. Мне можно. Хочется сейчас подойти обнять? Ну сделай это. Хочется уйти ото всех и остаться наедине с Ладогой? Не надо делать вид, что заинтересована общей беседой, просто иди спокойно, никто никого не дёргает, потому что у каждого своё личное пространство, в котором время от времени идеально побыть одному.
