Медвежьи сны - страница 35

– Вы дали денег на роддом? – осторожно уточнила она.

Он стоял посреди двора, утопив руки глубоко в карманы, и смотрел в окна первого этажа, где за стеклом молодая женщина укачивала на руках малыша. Ветер трепал белую кружевную занавеску, губы женщины шевелились, а младенец, завернутый в клетчатое одеяло, крутил головой, никак не желая засыпать. На подоконник вспрыгнул рыжий кот и, задрав хвост, протиснулся между горшками с геранью, присел, оттолкнулся лапами и оказался в проеме форточки. Молодая мать, не прерывая песни, взглянула на кота и тут заметила во дворе хорошо одетого мужчину, наблюдающего за ней. Она в раздражении задернула занавеску, потревоженный кот прыгнул на ближайшее дерево и, перескакивая по веткам, как белка, бросился в кусты. Кот и хозяйка выглядели худыми и изможденными. И Маруся подумала, что пройдет совсем немного времени, когда румяный малыш на руках у матери превратится в бледного анемичного мальчика или девочку в потертых штанишках, доставшихся от родни, и вместе с другими трущобными детьми станет копаться в земле посреди запущенного двора.

Она наблюдала за своим спутником, который все никак не мог оторваться от опустевшего окна, нахмурив брови и выдвинув квадратный подбородок. Обычно в такие минуты друзья и подчиненные не решались его тревожить, но Маруся этого знать не могла, поэтому просто подошла и взяла под руку, забыв о том, кто он и кто она.

– Мне очень жаль, но невозможно осчастливить всех.

Он повернулся, впустив в сознание ухоженное лицо красивой женщины с большими серыми глазами, легкий макияж, неброские золотые сережки, стильную одежду, о которой обитатели здешних мест даже мечтать не могли, и вдруг почувствовал, что его безумно раздражает эта столичная беглянка с ее беспечным эгоизмом.

– А ты видела, что там внутри? – В его голосе клокотала ярость, и в суженных зрачках читалось неприкрытое презрение. – Ты хотя бы представляла себе, как они живут?

– Послушайте… – Она трусливо отступила, чтобы не попасть под горячую руку. – Зачем винить в этом меня? Если я никогда так не жила, это не значит…

– Твоя машина стоит столько, сколько они всем миром за сто лет не заработают!

– Сто лет назад с этим лозунгом в стране сменилась власть, а люди снова живут в скотских условиях. Но мне не должно быть за это стыдно!

– А кому должно быть за все это стыдно, а?

Он смотрел на нее так, будто это Марусино благополучие отнимало у женщины с младенцем здоровье и надежду. Будто отдай она все, что у нее есть, малыши за белыми занавесками, их матери и даже рыжие коты станут гораздо счастливее и богаче.

– Я не знаю… – расстроилась она и опустила намокшие ресницы. – Наверное, тому, кто реально может помочь, кто имеет власть и средства решить их проблемы. Хотя бы попытаться…

– Мне, видимо? – съехидничал он. – А вы постоите в сторонке в ожидании крошек от пирога!

– Мне не нужны ваши пироги! – Оказаться в одной компании с его прихлебателями ей казалось унизительным и обидным. – Я ничего для себя не просила.

Она заторопилась к машине, но он остановил ее властным окриком, подошел слишком близко, и она почувствовала исходящие от него тепло и силу. Чем дольше он молчал, глядя на ее склоненную шею с золотой цепочкой, уходящей в вырез блузки, тем сильнее она нервничала, не смея обернуться.

– Что? – первой не выдержала она. – Зачем вы так со мной?

Но он не услышал, потому что вдруг перестал переживать о людях и их проблемах и подумал с тоской, что если прямо сейчас обнимет, то она точно оттолкнет его. И будет права. Потому что он завелся, как дурак, и нес какую-то околесицу о социальной справедливости и ее мифическом благополучии, вместо того чтобы увезти красивую женщину пообедать в приличное место. Или по старинке сводить в кино, или хотя бы в дубовую рощу, где недавно выложили плиткой дорожки и поставили деревянные скамейки. А Маруся, чувствуя его дыхание на своих волосах, забыла о вспышке неоправданной грубости, и ее сердце вдруг затрепыхалось, как пойманный в силки заяц. И стало очевидно, что если он поцелует, то прямо сейчас она позволит себе не думать о прошлом и не сможет ни оттолкнуть его, ни ударить.