Она нажала на кнопку звонка, и через несколько секунд появился дворецкий.
– Оноре, принесите мне коньяк и рюмку.
– Одну, сударыня?
– Да, одну. Комиссар Мегрэ не испытывает потребности выпить.
В ее новой манере держаться было что-то агрессивное. Она бросала комиссару вызов, и ее страдальческий рот с трудом растянулся в улыбке.
– У вас с мужем общая спальня?
– Она была общей три месяца без нескольких дней сразу после нашей свадьбы. С этой стороны большой гостиной вы – на моей половине. С другой стороны – владения мужа.
– Едите вы обычно вместе?
– Вы меня уже об этом спрашивали. Бывает и так, но ритм нашей жизни не совпадает, и вкусы у нас разные.
– Что вы делаете на отдыхе?
– Мы… Простите, Жерар унаследовал большую виллу под Канном. Мы ездим туда. Жерар недавно купил моторную яхту, и я вижу его там еще реже, чем в Париже…
– Враги у него были, вы не знаете?
– Никого, насколько я знаю. Одна я.
– Вы его ненавидите?
– Даже не ненавижу. И неприязни к нему тоже не питаю. Такой уж у него характер.
– Вы являетесь его наследницей?
– Да, единственной.
– Состояние значительно?
– Оно могло бы соблазнить многих женщин в моем положении. Но дело в том, что деньги меня не интересуют, и я была бы более счастлива в комнатушке на седьмом этаже…
– Почему вы не потребуете развода?
– По лености. Или из безразличия. Наступает такой момент, когда больше ничего не хочется, когда каждый день производишь одни и те же движения, не думая об этом.
Дрожащей рукой она схватилась за рюмку.
– Ваше здоровье.
И залпом осушила ее.
– Видите? Наверное, должна была бы покраснеть.
– Так вам говорил муж?
– Когда я начала пить, да. С тех пор прошли годы.
– А теперь?
– Ему все равно.
– Что бы вы почувствовали, узнав о смерти мужа? Что избавились от него?
– Даже не это. Он так мало значит для меня!
– Вы думаете, с ним могло произойти несчастье?
– Я думала об этом и поэтому пришла к вам.
– Что с ним могло случиться?
– Он обычно находит себе… скажем так, подружек в кабаре, где бывают разные люди.
– Вы знаете какие-нибудь из этих кабаре?
– Два, три – по названию. Я находила рекламные спички с этими названиями.
– Какими же?
– «У Кота в сапогах»… «У прекрасной Елены»… Еще «Крик-крак».
– Вам никогда не хотелось удостовериться самой?
– Я не любопытна.
– Это я вижу.
Она налила себе сама: губы ее снова дрожали, взгляд стал тусклым, отсутствующим. Мегрэ показалось, что она только сейчас обнаружила его присутствие и не понимает, что он тут делает.
– В общем, вы подозреваете убийство?
– А вы?
– Почему не болезнь?
– У него железное здоровье.
– Несчастный случай.
– Я узнала бы это из газет.
– Вы звонили в больницы?
– Вчера.
Значит, несмотря на производимое впечатление, она отдавала себе отчет в происходящем. На каминной доске из белого мрамора стояла фотография в серебряной рамке. Мегрэ встал и рассмотрел ее поближе. На ней была снята госпожа Сабен-Левек, наверняка в пору ее девичества: юная девушка в заученной позе. Тогда она была очень хорошенькой, в лице ее было что-то мальчишеское.
– Да, я была такой… Изменилась, правда?
– Эта фотография была сделана до или после вашего замужества?
– Через несколько недель после него. Жерар настоял, чтобы я сфотографировалась у известного фотографа на бульваре Осман.
– Значит, он был влюблен в вас?
– Не знаю. Казалось, что да.
– Все сломалось неожиданно?
– Нет. В первый раз он исчез на сутки, и я ничего ему не сказала. Он наврал, что ездил к клиенту в провинцию. Затем он начал исчезать, когда ему заблагорассудится. Он больше не предупреждал меня. Уходил после обеда, и я никогда не знала, когда он вернется.
