Здесь дышалось намного легче, чем у него в саду, и он бодро шагал по незнакомой местности; спустившись вниз по откосу, вдруг увидел Сену, протекавшую вдоль широкой дороги, по которой мчались машины.
От самого вокзала стали попадаться надписи со стрелками: «Гостиница „Ангел“». Придерживаясь указанного направления, он попал в сад с запущенными аллеями и в конце концов толкнул дверь веранды, где было душно от солнца, нагревшего застоявшийся между стеклянными стенками воздух.
– Есть тут кто-нибудь? – спросил он.
Никто не откликнулся. На подстилке лежала кошка, в углу стояли удочки.
– Есть кто-нибудь?
Он спустился на одну ступеньку и очутился в гостиной, где лениво раскачивался медный маятник старых часов; каждый раз, как он описывал дугу, раздавался щелчок.
– Ни души в этой лачуге! – проворчал он.
И в ту же минуту рядом с ним что-то зашевелилось. Мегрэ вздрогнул и заметил в темноте какое-то существо, завернутое в одеяла. Это была женщина – конечно, та самая Жанна, – о которой говорила ему мадам Аморель. Черные жирные волосы свисали по обеим сторонам ее лица, а на шее белел толстый компресс.
– Закрыто! – хрипло сказала она.
– Знаю, мадам! Мне говорили, что вы нездоровы…
Ой! Не слишком ли невыразительно это «нездоровы»? Не прозвучало ли оно для нее как оскорбление?
– Вы хотите сказать, что я уже почти при смерти? Никто не хочет мне верить… Все мне досаждают…
Наконец, отбросив одеяло, покрывавшее ее ноги, она встала и засунула свои широкие ступни в войлочные шлепанцы.
– Кто вас ко мне послал?
– Представьте себе, что я здесь когда-то останавливался, уже больше двадцати лет назад, а теперь решил навестить этот дом…
– Значит, вы знали Мариуса?
– Черт возьми! Конечно!
– Бедный Мариус! Вы знаете, что он умер?
– Мне говорили. Не хочется этому верить…
– А почему?.. Ведь он тоже не отличался крепким здоровьем… Вот уже три года, как его нет, а я все еще маюсь… Вы хотите здесь переночевать?
Она взглянула на чемодан, который Мегрэ оставил на пороге.
– Да, я хотел бы пожить здесь несколько дней. Конечно, если ничем не стесню вас. В вашем-то состоянии…
– Вы приехали издалека?
– Из окрестностей Орлеана.
– На машине?
– Нет, поездом…
– А ведь сегодня поезда уже не будет. Боже мой! Боже мой! Раймонда!.. Раймонда!.. Опять она куда-то убежала… Подождите! Мы с ней подумаем… Если она согласится. Она ведь со странностями. Хоть она и служанка, но, пользуясь моей болезнью, делает все, что ей взбредет в голову. Можно подумать, что командует здесь она… Глядите-ка! А этому что здесь понадобилось?
Она смотрела в окно. К дому кто-то приближался, слышался хруст гравия. Мегрэ взглянул в окно и нахмурился. Посетитель ему смутно кого-то напоминал.
На незнакомце был костюм для прогулок или для игры в теннис: белые фланелевые брюки, белый пиджак и туфли; бывшему комиссару бросилась в глаза траурная повязка у него на рукаве.
Он вошел с видом завсегдатая.
– Здравствуй, Жанна.
– Что вам угодно, месье Малик?
– Я пришел, чтобы спросить у тебя…
Внезапно он осекся, уставился на Мегрэ и вдруг, улыбнувшись, воскликнул:
– Жюль! Вот это да!.. А ты что здесь делаешь?
– Простите…
Прежде всего вот уже долгие годы никто не называл его Жюлем, и он уже стал забывать свое имя. Даже у жены была странная привычка, которая в конце концов стала его забавлять: она тоже называла его Мегрэ.
– Ты не припоминаешь?
– Нет…
Однако эти румяные щеки, правильные черты лица, крупноватый нос, светлые, слишком светлые глаза кого-то ему напоминали. Да и фамилия Малик, когда ее в первый раз произнесла мадам Аморель, показалась ему знакомой.
