– Значит, вы тоже не верите, что Ригер был виновен?
– Был, – в этом у Брокка сомнений не оставалось. – Но не только он.
– Остаются двое. Смею полагать, меня вы из числа подозреваемых исключили? Впрочем, не отвечайте, но… сколько?
– Как минимум три. И нет, я вас не исключил.
– Тогда откуда такое доверие?
– Никакого доверия. – Он выдержал прямой взгляд Инголфа. – Вы чересчур много знаете.
– Связи…
Древний род, чьи корни давно переплелись с королевскими.
– Что ж, с моей стороны было бы неосмотрительно не воспользоваться вашим знанием… или вашими связями.
– Помилуйте, мастер, – к Инголфу возвращалась прежняя невозмутимость, – вам и самому грех жаловаться. Король вам доверяет.
– Не настолько, чтобы поделиться своими планами.
– Боюсь, настолько он не доверяет никому. А вы слишком… как бы помягче выразиться, чистоплюй.
– В отличие от вас?
– В какой-то мере упрек заслужен. – Инголф поднялся и надел пиджак. – В какой-то мере. Никто, и прежде всего Король, не хочет войны. Но если она начнется, псы не уйдут вслед за альвами. Этот мир принадлежит нам.
…мир. И небо, которое постепенно наливалось предгрозовой синевой. Раскаты грома доносились издали, заставляя немногочисленных пассажиров ежиться, озираться и отступать от иллюминаторов. Стюарды разносили обед и горячий чай, который многие сдабривали спиртным, впрочем не гнушаясь и бара кают-компании. Вспыхивали разговоры и сами собой гасли.
– Надеюсь, – Лэрдис оказалась рядом, присела и коснулась его ладони, – ты не настолько на меня сердит, чтобы прогнать сейчас.
Она выглядела бледной и растерянной.
И когда гондола в очередной раз вздрогнула под ударом ветра, Лэрдис прикусила губу.
– Я… – голос ее стал тихим, извиняющимся. – Не знала, что здесь будет так… жутко. Она ведь выдержит?
– Выдержит.
Брокка слушала не только она, даже шифровальщик, не отступавший от оптографа последней модели – такому и гроза не станет помехой, – повернулся к Брокку. И он, чуть громче, чтобы слышали все, сказал:
– Мы поднимаемся. И пройдем над грозовым фронтом. Волноваться не о чем.
Ему не поверили. И репортер, взопревший в теплой своей одежде, потянулся за котелком.
– Знаете, господа, – пояснил он, пусть бы никто не спрашивал объяснений, – мне вот подумалось, что если мы разобьемся, то случится спасательная экспедиция…
Он вертел шляпу в руке, мял плотный фетровый борт.
– И вот найдут нас… а я без шляпы. Как-то неуместно, не находите?
Его коллега шумно выдохнул и произнес:
– Мне бы ваши заботы…
А Лэрдис, наклонившись к самому уху, сказала:
– Забавные они…
…они, люди.
Существа, не столь уж отличные от детей Камня и Железа. Многочисленные. Им тесно в городе. В мире. Инголф прав в том, что война идет и они побеждают уже потому, что их больше… остановить? Признать правоту Короля? Кто посмеет обвинить его, спустившего с привязи чуму, принесенную чужим, но явно человеческим кораблем? Никто, если люди нанесут удар первыми.
И Брокк прижал ладони к вискам. Голова раскалывалась от боли, а Кэри, которая с этой болью всегда управлялась играючи, не было. Женщина же, сидевшая рядом, что-то говорившая, прикасавшаяся с притворной нежностью, не вызывала ничего, кроме глухого застарелого раздражения.
Неужели он и вправду любил ее?
От запаха лаванды головная боль лишь усилилась.
