Плащи не спеша катились к разгромленной колоне, на дороге горели машины и валялись трупы. Тут же из грузовиков, одна за одной, раздались несколько пулемётных очередей, видать, пулемётчиком что-то показалось, и они сделали контрольки. Хотя, какие могут быть контрольки из Кордов? После попадания в тело человека из этого пулемёта, раненых не бывает, никогда, там сразу от болевого шока сдохнешь.
Вот Плащ Санты чуток довернул левее, и из верхней турели по горящему второму трактору выпустили короткую очередь из Корда, искры, что-то снова взорвалось, отвалился лист железа. Да уж, убойная, конечно, штука этот пулемёт, тем более с такого расстояния, сколько там, метров сто, наверное.
– Цепью пошли, – спустя ещё несколько минут, отдал команду Туман, когда Плащи прокатились вдоль разгромленных и сожжённых машин туда-сюда пару раз. Мы, то и дело, слышали их короткие пулемётные или автоматные очереди, видать, раненые всё-таки после такого обстрела оставались.
Один из тракторов как-то быстро прогорел и потух, зато второй и Белаз коптили небо вовсю, Белаз вообще горел весь.
Я первый раз видел, как такая здоровая машина горит. Даже рассмотрел в копоти, свесившееся тело какого-то Укаса, он как раз свисал из люка на втором этаже, и прямо в тот момент, когда я его рассматривал, кто-то из пацанов влепил ему пулю точно в башку. Подозреваю, что это Колючий, характерный выстрел из Барретта, и башка тут же разлетелась как арбуз.
Из леса мы вышли все разом. Ох ты ж, мать твою, народу-то нас сколько! Вон идут пять кустов – это наши мушкетёры, дальше – другие пацаны.
Держа оружие наизготовку, цепью движемся к дороге. Каждый из нас сплошной комок нервов и готов выпустить очередь во врага. Плащи, прокатившись с той стороны дороги, остановились с двух сторон этой колоны бармалеев на дороге, и из них стали выпрыгивать бойцы, тут же разбегаются в стороны и держат оружие наготове. Мало ли, какой-нибудь ошалелый бандит уцелел и сейчас выстрелит из последних сил. Пару раз хлопнули одиночные выстрелы из автоматов, но и мы с каждым шагом всё приближались и приближались к дороге.
Не доходя до неё метров тридцать, я увидел половинку Укаса, вернее, его верхнюю часть тела, всё что ниже живота у него отсутствовало, эк его располовинило-то!
И запах, чем ближе к дороге, тем отчётливо чувствовался запах сгоревшей взрывчатки и запах смерти. Запах смерти специфический, его сможет учуять только тот, кто сам не раз под ней ходил. Вообще, запах боя, он не очень приятен, пахнет не только сгоревшим порохом или взрывчаткой, пахнет кровью, потом, страхом, испражнениями, потому что некоторые, в момент попадания в них пули или осколка, тут же непроизвольно опорожняют в штаны свой кишечник.
Я сколько раз видел трупы, вроде здоровые мужики, а штаны полные говна, несознательно это всё происходит, сфинктеры расслабляются, и тут уж ничего не сделаешь. А уж какое амбре выдаёт разорванное пополам человеческое тело, это только надо самому почувствовать, словами это не передать! Это и запах крови, и запах содержимого кишечника, и запах ливера… Привокзальные туалеты, в которых на той нашей земле каждый из нас хоть раз в жизни, но был, отдыхают.
Тут желудок так и просится наружу, аппетит отбивает сразу на несколько часов, а некоторых живых вообще выворачивает от вида разорванных и посечённых трупов.
Млять, чуть дальше лежит ещё один Укас, у него половина головы отсутствует, и мозги, вон, на траве рядом, аккуратненький такой головной мозг, хоть сейчас бери и в банку консервируй. Ноги хорошо так посечены осколками, вон и мясо видно, и жилы, и кровищи – пипец!
