— Чё-чё? — переспросил Денис, наклонившись к тётке в притворном непонимании. — повтори-ка, я не расслышал.
Она шумно сглотнула, вновь с опаской кося взглядом то на него, то на Димона. Тот, пока друг решал проблему, с интересом расхаживал по коридору, заглядывая в двери.
— М-моя квартира. — запнулась Дарья, и предательски дрогнул голос. — Гриша умер, а я его жена. Ко мне всё его имущество переходит.
Кот коротко хохотнул. Нелепость такого смелого утверждения из уст взрослой бабы, реально обескураживала. Но веселье его было недолгим, через секунду он резко стиснул Дарью за горло одной рукой, а другой, вытащив пистолет, медленно провёл холодным дулом по её щеке.
— Забавная ты. Сашка тебе не родная дочь, верно ж я мыслю? Я огорчу тебя, по закону она имеет право претендовать на долю наследства наравне с тобой.
Побледнев, как лист бумаги, Дарья молчала, застывшими глазами наблюдая за перемещениями его руки с оружием. Страх ясно отражался во взгляде, а когда вороной «макаров» коснулся ложбинки между грудей, при этом оттопырив пеньюар, и вовсе сникла.
— Н-нет. Наследница я, как вдова Григория. А Саша… Она моя дочь. Наша с ним дочь, и, пока я жива, не может быть наследницей.
Дэн нахмурился. Что-то тут не вязалось, но уловить ниточку сути он пока не мог. Сашенька ведь объяснила, что эта тётка ей мачеха, так какого хрена Дарья сейчас нагло врёт? Да и лет красотке явно не пятнадцать, старше она намного. Не школота точно. А значит, имеет право разъехаться с маманей, разменяв, допустим, хату… При условии, что Дарья не врёт про кровное родство.
Нестыковка. Запугали они тётку путём, она должна уже ссать кипятком, и соглашаться на предложенные условия. А эта стерва как ни в чём не бывало, компосирует ему мозги.
— Она дочь твоего покойного муженька. Не твоя. — на всякий случай, уточнил он, лениво водя пистолетом по покрывшейся мурашками загорелой коже тётки в прорехе пеньюара.
— Моя. Я её мать. — сделав над собой усилие, сказала Дарья, и сразу глаза в пол. — Сашка не знает правду. Я забеременела от Гришы в шестнадцать лет, молодые были, неопытные. Ему в армию надо было уходить, а мне маманя велела от дочери отказаться в роддоме. Нас у неё ещё пять ртов росло, помимо меня, не потянула бы седьмого. Гришина бабка пронюхала, что я не собираюсь растить Сашку, подсуетилась, связи подняла старые, — в архиве у ментов она всю жизнь работала, — и забрала ребёнка.
Дарья глубоко вдохнула, делая передышку. С каждым новым словом Денис испытывал к ней всё большую неприязнь, в голове не укладывалось, как могла родная мать так подло обойтись с собственной малышкой. А ещё колола мысль, что мелкой придётся говорить правду, а он совершенно не умел вести подобные разговоры. Хотя, с какого перепугу он должен выступать в роли третейского судьи. Поможет мелкой с квартирным вопросом, а дальше уже не его проблемы.
Дарья вызывала у Дениса отвращение. Вот же сучка драная, бросить ребёнка, а потом опять сойтись с его отцом, и столько лет лгать, будто девчонка ей никто. Да таких Дарий надо с пелёнок стерилизовать, чтоб не плодили несчастных Сашек…
— Гриша любил меня сильно. — глухо изливала душу Дарья, и по щекам её покатились слёзы то ли жалости к себе, то ли обиды, что вынудили вытащить на свет неприглядные факты. — простил, принял обратно, но только помирились мы спустя несколько лет, женился он мне назло, а Катя Сашку растила, как родную. Дочка не догадывается, что я и есть её мать. Мы с Гришей так решили, чтобы не травмировать её.
