– Мне интересно все, что касается тебя.
Уверенность, прозвучавшая в словах Евгении, передалась и Родиону.
– ОК, тогда я закончу. В этом плане я похож на маму, мне может и по кайфу было бы идти по накатанной, когда нет острых углов, трасса проложена за тебя, но как говорит Альтах, препод по вышке, важнее всего – самореализация. Разница только в том, что мама всегда знала, что ей по душе, а я нет. – какое-то время он сидел молча, слушая, как с одним и тем же скучным звуком пролетают по свежезалатанной дороге машины, – после одного случая я до сих пор не могу успокоиться. Как-то отец взял меня с собой, когда отвозил лопаты, грабли, ну всякую такую хрень в одно село в жопе мира, только по кочкам ехали километров, наверное, сто пятьдесят, ладно еще батя для таких случаев прикупил внедорожник, не наш хлам, что-то импортное. Короче, в этой деревне живут то ли ашкеназы, то ли амиши, то ли мизрахи, забыл, как они называются. Так мало, что они живут на отшибе цивилизации, в одинаковых халупах, без электричества, так они еще женятся и выходят замуж только за своих, и у них такие рожи, что смотреть без слез нельзя, я даже не знаю, как тебе описать… Один страшнее другого. А кто от них уезжает в город, с ними больше не общаются, они для них предатели. Батя у них эти лопаты обменял на сыр, вяленое мясо, короче то, что можно толкнуть втридорога как экзотику. На обратном пути отец мне про них много рассказывал, а потом добавил: «Вот, Родя, что такое Традиции. Живут люди на земле, всего добиваются своим трудом. Природа, свежий воздух, красота!» Я хотел сказать: «Ага, на мордах у них сплошная красота». Но с батей спорить это понт, особенно если вопрос касается его убеждений. Кстати, если хочешь, поройся у меня в памяти, я эту красоту хорошо запомнил.
– Я уже порылась. Лучше бы воздержалась.
Родион засмеялся, ему тут же вторили серебряные колокольчики.
* * *
… – Стряхнуть с себя пепел, который ронял догорающий день… Жека. Что за фигня, у меня какие-то стихи в голове творятся. – День, действительно, подходил к концу, Родион приближался к перекрестку улиц Маркса и Энгельса, совсем недалеко от дома, когда ему показалось, что девушка, стоящая там, впереди, на остановке с соответствующим поэтичным названием «Перекресток улиц Маркса и Энгельса», попала в беду. Она отчаянно размахивала руками и что-то кричала, срывалась с места, бежала к дороге и снова кричала.
– Отложим твои гекзаметры, поможем ей!
Родион согласился с невидимой спутницей и бегом рванул к остановке.
– Ксенон, аргон, модный покемон!… – Не добежав до цели шагов тридцать, Родион растерянно остановился. В общем-то милая, опрятная девушка, в джинсовой куртке, с черными волосами, собранными в аккуратный хвостик, вела себя как-то странно, – Розовый гонщик! Вот тебе! – она подскочила к поребрику и показала кому-то в потоке машин средний палец.
Сначала Родион решил, что девушка пьяна или чем-то расстроена, но вскоре сообразил, в чем дело. Едва с ней поравнялся школьник в спортивном костюме и портативной колонкой, пачкающей городской воздух музыкальными отбросами откуда-то из недр рюкзака, то сразу услышал в свой адрес:
– Масенька-адидасенька! На концерт собрасенька?
Каждый из редких прохожих, рискнувших пройти мимо странной девушки, не ожидая подвоха, получал порцию своеобразных комментариев, причем преимущественно в околостихотворной форме:
