сумбур во рту. И этот зверь
пониже – голоден, бесстыжий…
Уймись, источник правоты,
и вечным сном усни под грыжей.
(Когда-то ЭТО было – ты.)
…Ну что ж. Окно. Прости, мамаша…
Постой… А пуркуа не па?
Котенок с крыши лапкой машет,
кого-то ждет внизу толпа –
кого? Узнать бы, сколько метров
лететь и почему трясет.
Твой вариант: подхватит ветром
и как всегда не повезет,
застрянешь между проводами,
в сияющей голубизне
порвешь штаны, и каждой даме
понятен станет твой размер.
…Открой замок. Еще не поздно,
попробуй что-нибудь принять.
Не относись к себе серьезно,
ты не эксперт, пора понять,
хоть интеллектом обеспечен
не хуже этих образин,
твоих врачей. О человече,
проспись и сбегай в магазин!
Что смерть? Родиться – вот оплошность.
Но как исправить? Опоздал.
Вся жизнь – самоубийство. Пошлость –
вопить в окно, что ты устал.
Болтать, на проводах повиснув,
ногами – не велик резон,
а главное, подвергнешь риску
детей, собачек и газон.
…Так что, живем? Нет, невозможно.
Летим? Нет, страшно вниз лететь.
Нельзя ни жить, ни умереть,
осталось лишь воткнуть подкожно.
Ей, Господи! Все врут безбожно.
Я выхожу, любезный,
встреть!..
Тот конкретный, о ком это написано, персонаж с типичной для многих самоубийц двойственностью побуждений – и жить жутко, и умереть – какая жуть победит? – алкоголик, совершив прыжок с девятого этажа, казуистически выжил, помогли упругие ветки стоявшего внизу дерева. Несколько переломов, изрядное сотрясение мозга, и все. За полгода оклемался и продолжил свое затяжное химическое самоубийство. А вот дерево, мне рассказали, не выдержало – стало сохнуть и на следующий год погибло, хотя веток сломалось совсем не много. Похоже, и жизнь деревьев не только биологией определяется.
Пара слов от сантехника человеческих душ из беседы с корреспондентом газеты «Новые известия» О. Масловой
– Владимир Львович, вы пишете сейчас книгу о депрессии. Если я правильно понимаю, это уже клиническая область. Почему именно сейчас вы решили акцентировать внимание на подобной теме? И в каком ключе собираетесь ее раскрыть?
– Депрессии, как и страхи – не только и не столько клиническая область, сколько просторные владения обыденной массовой психологии. Огромный спектр человеческих переживаний, болящий мир, живущий вокруг нас, рядом с нами и в нас.
Лишь небольшая крайняя его часть относится к компетенции клиники. Примерно половина – к категории так называемых пограничных состояний, промежуточных между здоровьем и болезнью. А другая половина принадлежит тому, что считается здоровьем. Если человека постигло тяжкое горе, потеря близкого человека, то будет неестественно, если потерявший не впадет на какое-то время в состояние, близкое к глубокой депрессии, тяжелое, мучительное, по виду клиническое, но природы не болезненной, а здоровой.
Раньше я этих тем касался тоже вплотную, просто не столь прицельно выделял из содержания бесед. А теперь выделяю, отчасти и потому, что народ стал терминологически более подкованным. То и дело разные понятия перекочевывают из специальных областей в массовое сознание.
Таков, например, термин, когда-то введенный Фрейдом и его школой – «комплекс», «комплексы» – его теперь можно встретить чуть не в каждом объявлении о знакомствах.
О мирах депрессии рассказывал и продолжаю рассказывать подробно – и как специалист, и как писатель, и просто как человек. Депрессии, как любви, все возрасты покорны, и, перефразируя другого нашего классика, широко простирает она руки свои в дела человеческие, а также и в кошельки.
