В этой семье складывалось все хорошо, но когда я приехал через месяц учиться, папы Левы уже не было. Его забрало КГБ и больше Лева его не видел.
Лева поступал в ИНЯЗ, но его провалили, поступил он на подготовительные курсы. В 1947 г. его все же приняли в ИНЯЗ («Институт Благородных девиц») на испанский факультет. По окончанию его отправили на работу в сельскую школу учителем. По возвращению в Москву я был у него, и он посетил потом меня. Рассказал, что его никуда не берут на работу, как сына врага народа, перебивается частными переводами. Показал свои стихи, в том числе «Бригантину», которую, как он сказал, продал композитору. Стал пить, и кончил жизнь, прыгнув с балкона. Так, по словам И. В. Сталина: «У нас дети не отвечают за отцов».
Лева хорошо познакомил меня с центром Москвы и своими товарищами.
Один из них, Костя проживал в отдельной 3-х комнатной квартире в доме на Патриарших прудах, папа его, вероятно, был генералом. В этом же доме проживал маршал Жуков. Дом охранялся. Я впервые увидел, как живет военная элита. К Косте я ходил неоднократно играть в шахматы. Его мама была гостеприимна и поила меня чаем с пирожками.
Москва и метро, конечно, меня удивили.
В какой институт поступать я не знал, но твердо знал, что буду инженером. Проходя на почтамт по Кировской ул., чтобы отправить домой письмо, я увидел вывеску Московского Механического Института. Зайдя в приемную, увидел снимки ракет «Катюша», и сдал свои документы. Их благоприятно приняли.
Спустя несколько дней приехали мои товарищи по школе: Юра Степанищевский и Коля Макурин. Стали убеждать меня, что нужно поступать в один институт, время тяжелое, нужно держаться вместе. Я с трудом забрал документы из ММИ и подал их в МИИТ вместе с товарищами.
На экзамене по математике все провалились, хотя я знал математику отлично. Провалился я на арифметике на пропорциях.
После этого мы вместе подали заявления в Московский Торфяной Институт, который был организован по указанию В. И. Ленина, сначала как филиал Горного института. В стране не хватало топлива, и нужно было использовать местные ресурсы. Приемные экзамены все сдали отлично и мы стали студентами этого института.
Учеба в институте проходила в тяжелые и голодные послевоенные годы. Несмотря на посильную помощь родителей, в 1946 – 1947 гг. приходилось подрабатывать на разгрузке вагонов, строительстве и других работах.
Для студентов 1 курса институт снимал общежитие на подмосковных дачах по Курской железной дороге. В частности, меня вместе с Николаем Малининым и Юрой Степанищевским разместили в дачном доме посёлка Никольское, стоявшим рядом с церковью и кладбищем. Впоследствии Юра стал председателем горисполкома в Могилёве, а Николай профессором в МГУ.
В памяти остались эпизоды, когда в ночное зимнее время мы подрабатывали на рытье могил на церковном кладбище. Там мы осваивали разработку мерзлого грунта с помощью лома и кувалды… Иногда отрытые нами могилы оказывались коротки и мелки для захоронения гроба, за этот конфузный брак мы получали нагоняй от смотрителя кладбища и денежный начет. В целом работа оплачивалась не плохо, но копать ночью могилы зимними морозными ночами было тяжело и сначала даже страшновато и неприятно.
После отмены карточной системы в марте 1948 г. стало много легче. Со 2-го курса нас уже поселили в московском общежитии на Гольяновской улице в комнате 6-Б, в которой проживало из одной группы до 15 студентов, поэтому можно было заниматься только в институтской библиотеке. Старостой нашей группы технологов был Юрий Масляков, впоследствии ставшим управляющий трестом «Гидромеханизация».
