* * *
Я люблю старые советские песни. Причём не только попсу, которая раньше и не называлась этим обидным словом, в наши дни вполне обоснованно применимым к большинству современной эстрады. Нравится мне и старый шансон, и весёлые утёсовские композиции, и СССР-овская классика того же Свиридова заставляет с сожалением пронестись в голове избитой фразе: «Такую страну профукали!». А уж всем известные раньше, а теперь незаслуженно забытые патриотические марши-гимны, как в старые добрые времена будоражат кровь и навевают желание собраться и поехать покорять целину, строить БАМ, или совсем уж лететь к далёким планетам и оставлять свои следы на их пыльных тропинках.
Одну из таких песен я установил на свой мобильник в качестве звонка. Когда в разношёрстной толпе какого-нибудь супермаркета из моего кармана жизнеутверждающе звучит «И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди», отрадно видеть, как на миг замирает, а потом ностальгически-радостно начинает улыбаться среднее поколение. Как распрямляются спины и зажигаются блеском глаза бабушек и дедушек – ветеранов героического трудового фронта битв за урожай и пятилеток в четыре года. Даже успешные бизнесмены и топ-менеджеры компаний, окажись по близости, с удовольствием вслушиваются в знакомые с детства слова и ностальгически кивают в такт своим воспоминаниям о светлом будущем, оставшемся в далёком прошлом.
Я открыл глаза. Магическим ли откатом, или физической ударной волной, но меня отбросило в самый угол моего невольного пристанища, свернув в позу эмбриона. Голова кружилась. Во рту кололся изжеванный клок соломы. Из-под ногтей на правой руке сочилась кровь, а на стене обнаружились длинные тёмные полосы, оставшиеся на месте содранного лишайника.
Зато из кармана джинсов жизнеутверждающе лились слова:
«…И вновь продолжается бой!
И сердцу тревожно в груди…»
С трудом выцарапав из тесного кармана мобильник, я в недоумении уставился на светящийся экран. Вызов. Входящий. Ладно бы просто под землёй, так ещё и в мире, где не только никаких вышек нет, так ещё и ни об одном сотовом операторе не слыхивали. Это какой же мне роуминг насчитают?
Сфокусировав взгляд на входящем номере, я вообще перестал что-либо понимать. Звонил начальник. Любимый. В кавычках любимый. В больших таких колючих кавычках. Я нажал на кнопку ответа.
– Алло?
– Василий Михайлович! Что вы себе позволяете? Сегодня же последний день сдачи проекта. Я понимаю, можно заболеть, можно даже загулять с водкой и бабами, но ваша безответственность…
Я отодвинул трубку подальше от уха. Если начальник начал распинаться, то диалог ему не нужен. Минуты две он будет сыпать проклятьями и угрозами в монопольном режиме. То, что он сам целый месяц затягивал начало работы над проектом, его не волновало. Сейчас, скорее всего, он искал стрелочника, на которого можно перевести праведный гнев заказчиков и руководителей холдинга. Кстати вспомнилось, что сейчас на Земле понедельник, скорее всего ближе к обеду. Я вновь прижал телефон к уху.
– Алло… Ты кто – директор? – в трубке недоумённо затихло. Скорее всего, мой босс не смотрел популярный в своё время флеш-сериал про похождения Масяни. Или подзабыл несколько фраз из него, ставших крылатыми.
– Директор, – осторожно донеслось из мобильника.
– Да пошёл ты в ж…, директор. Не до тебя сейчас…
Я нажал отбой, и, не смотря на трагизм положения, с блаженной улыбкой откинулся на солому.
