И вот я подъезжаю к городу её мечты. Правда, до появления на свет моих родителей ещё целых тридцать лет, и это не тот Ленинград, где они росли. Не тот город, по улицам которого бродили мы с дедушкой, любуясь шедеврами архитектуры, лакомясь вкуснейшим ленинградским эскимо на ходу или жадно поедая шарики мороженного, политого сиропом, в подвальных питерских кафе на центральных проспектах.
Прежним осталось одно — погода. И в полном соответствии с той песней, Ленинград, то есть сейчас Петроград, встречал прибытие нашего поезда сильным дождём. Небо было затянуто тучами, отчего всё вокруг красилось в серый и потому мрачноватый цвет. Ветер грохотал на крышах, норовя оторвать водосточные трубы. Повсюду, куда ни кинь взгляд, была вода. Она стояла на булыжных мостовых, громко переливалась в канализационных колодцах.
Люди пересекали улицы короткими перебежками. Зонты были бесполезны — ветер мял и ломал их как пластилиновые.
И тем не менее у меня на душе было хорошо. Я тоже ощутил, что нахожусь дома, почувствовал незримое присутствие мамы, отца, бабушки и дедушки, тех моих родных, что когда-то не пережили страшную блокаду, что рыли окопы и траншеи, сражались, чтобы прорвать немецкое кольцо. Они сделали всё, чтобы страна победила, чтобы родилось поколение наших пап и мам, чтобы появились на свет мы.
Я вдруг ощутил себя пигмеем на фоне их подвига. Слёзы едва не выступили у меня из глаз.
— Ты чего застыл как столб? — толкнула меня в спину Катя.
— Просто задумался. Давно не был тут, будто целую жизнь, — сказал я правду.
— Не зевай! Побежали к вокзалу, переждём дождь там, — сказала сестра.
Основной поток пассажиров тёк в направлении красивого здания вокзала. Под его крышей действительно можно было пересидеть, покуда капризная питерская погода сменит свой гнев на милость.
Ноги и одежда промокли, покуда мы попали с перрона внутрь роскошного строения, ещё не успевшего растерять дореволюционный лоск.
Тут было темно и шумно. Звуки голосов сотен людей сливались в монотонный гул.
— Я замёрзла, — пожаловалась Катя.
— Навестим буфет, — предложил я.
Полцарства за чашечку кофе и эклер!
Людей здесь было намного меньше, чем в коридорах и залах ожидания вокзала. Мы без особого труда разыскали свободный столик. Когда я пошёл делать заказ, стало ясно — почему. Цены были заломлены просто безбожно.
Но мне слишком хотелось выпить чего-нибудь горячего, и скрепя сердце я всё же купил нам и кофе, и пирожных. Гулять так гулять!
— Жора, ты наверное сошёл с ума! — покачала головой Катя. — Здесь ведь так дорого!
— Ничего, — сделав вид, что мне всё «по барабану», отмахнулся я. — Могу себе позволить.
Она фыркнула.
— Видела я, как ты живёшь — костюм и тот с чужого плеча! А туда же… гусар! — насмешливо добавила она.
Мне тоже стало смешно после её слов. Я даже пропустил мимо ушей старорежимного «гусара», хотя прежний Быстров вполне мог на него среагировать.
Мы допили кофе. Покидать тёплое помещение буфета и выходить на холодную сырую улицу не хотелось.
Внезапно в помещении заплясали солнечные зайчики. Я выглянул в окно. Дождь прекратился, привокзальная площадь начала оживать и заполняться народом.
— Кажется, нам пора, — произнёс я.
Катя вздохнула.
— Знаешь, если бы не тот кошмар, что творится с Сашей, я бы сидела тут с тобой целую вечность, — призналась она.
— Мне тоже хорошо с тобой, сестрёнка. Однако труба зовёт. Каков план действий?
