— Сейчас сбегаю, скажу.
— Погоди, — остановил я его.
Покопался в кармане и вынул из него несколько купюр из заработанной премии.
— Возьми, это для фотографа. Пусть закупается на всю сумму.
Леонов усмехнулся.
— Это ведь ваши личные средства?
— И что с того?
— В трубу вылетите, товарищ начальник. Чтобы все наши дырки залатать, впору миллиардером быть.
— Если инфляция и дальше такими темпами попрёт, все миллиардерами станем, — хмыкнул я, вспомнив, как в девяностых до ельцинской деноминации зарплата в миллион была обычным делом.
Да и перед тем, как в это время попал, тоже счёт на десятки тысяч шёл и с каждым годом только сильней разгонялся.
Леонов вышел из дома, а я продолжил осмотр места преступления, в первую очередь кровати. Вторая половина ложа покойника выглядела изрядно помятой. Я не я, если тут не занимались любовью, причём относительно недавно.
Внимание привлек длинный рыжий волос на простыне. Я взялся за него, поднёс к глазам. Сомнений в том, что волос принадлежал женщине, не было. Осталось понять — кому: законной супруге, если таковая имеется, или любовнице.
Появился Леонов.
— Ваше приказание выполнено, товарищ начальник. Деньги Рудковскому передал, за фотографом отправил. Он тут неподалёку живёт, через час будет.
— Спасибо, товарищ Леонов.
Он немного помялся.
— Товарищ начальник, а что это вы меня всё на вы и на вы зовёте?
— А как к вам обращаться?
— Зовите просто, без фанаберий — Пантелеем. И на ты, пожалуйста, а то я себя каким-то гимназистом старорежимным чувствую.
— Договорились, Пантелей — на ты, так на ты. И позови сюда Вощинина: вопрос к нему появился.
— Сейчас позову.
Милиционер сходил и привёл из горницы соседа.
Тот встал у порога, перекрестился и замер, стараясь не смотреть на труп.
— Не переживайте, Вощинин, долго я вас тут не продержу, — понимая его чувства, заверил я.
— Так я что — я ничего. Потерплю, коли для следствия надо. Вы чего плохого про меня не подумайте, я ить не трус, в германскую воевал. Просто к покойникам так и не привык.
— Скажите, пожалуйста, Дужкин был женат? — спросил я.
— Что он — не мужик, что ли, — даже обиделся за соседа Вощинин. — Давно уже как Гапку в жёны взял. Только вот деток господь не дал, так и живут вдвоём.
— Гапка — это я так понимаю, Агриппина?
— Она самая.
— И где сейчас находится Агриппина Дужкина?
— Так работает она: сутки через сутки, — пояснил Вощинин. — Сегодня как раз на смену заступила. Вечером с работы придёт. Я ить почему хорошо знаю — Гапка вместе с моей трудится. Деньжищу не зашибает, кто ж им, бабам, хорошо платить станет, но копейка в доме лишней не бывает.
— И о смерти мужа, разумеется, ещё не в курсе? — предположил я.
— Не успели сообщить, — виновато произнёс Леонов.
— Как здесь освободимся, надо будет обязательно сообщить Дужкиной о гибели супруга. Ну, и если получится — допросить. Может, она знает что-то полезное, — распорядился я и вернулся к главному, зачем, собственно, и попросил позвать соседа:
— Скажите, Вощинин, а у Дужкиной волосы какого цвета? Случаем, не рыжие?
— Скажете тоже — рыжие, — хмыкнул мужчина. — Тёмненькая она.
— Понятно, — протянул я.
Похоже, наш драгоценный покойник имел обыкновение изменять супруге, и женский волос рыжего цвета тому доказательство.
— А духами Агриппина Дужкина пользуется?
— А ей-то зачем? — удивился Вощинин. — Баба должна пахнуть бабой, а не цвяточками. Она ж не шалава какая, а мужняя женщина. Ей духи ни к чему. Моя тоже на себя всякую гадость не льёт.
