– Когда уже тебя расстреляют, – шутит Коля, – надоело водить.
– А может не расстреляют, может выпустят.
– Я здесь двадцать один год работаю, не помню случая чтобы кого выпустили.
– Вот вам ваш заказ, – говорит Коля красивой женщине в легком летнем платье.
– Меня зовут Александра Владимировна Русецкая, – говорит она, – я ваш адвокат.
– Уже поздно, – говорю я, зачем мне адвокат.
– Почему поздно? – спрашивает она.
– Дело закрывается.
– К сожалению процедура допускает адвоката только по окончании следствия. Я буду представлять ваши интересы в суде.
– В суде?
– У вас легкая статья. Максимальный срок четыре года. Год, считай, вы уже отсидели. Будем за вас бороться.
Она улыбается.
– Как называются ваши духи? – спрашиваю я.
– Ох, это Красная Москва, – говорит она, – обычно я ими не пользуюсь, но когда нужно идти в изолятор… Извините. У вас здесь такие запахи.
– Почему выбрали вас, – спрашиваю я.
– Ваш папа хотел адвоката еврея, но ему сказали, что еврей, который защищает еврея будет раздражать судью.
– А вы сможете понравиться судье? – спрашиваю я.
– Смогу, говорит она уверенно.
– Сколько вам лет?
– О, какие вопросы. Давайте лучше о вашем деле, – говорит она.
– Да там и говорить не о чем. КГБ ментам готовое дело скинуло. Правда ошиблись при подсчетах на две с половиной тысячи. Чисто арифметически. Деградирует организация.
– Что, серьезно, расчеты при вас, – спрашивает женщина адвокат.
– Я помню, сейчас вам напишу.
– Я это дома посмотрю, – говорит она. С калькулятором. Хорошо?
– Вы замужем, – спрашиваю я.
– Разведена.
– Можно я закурю?
– Курите. О нет только не это! – восклицает она, увидев пачку Памира, которую я вытащил из кармана.
– Курите мои. Она достает из сумочки Космос.
– Ну, что там на свободе? – спрашиваю я.
– Ничего особенного. Вот Высоцкий умер и Джо Дассен, Афганистан, Олимпиада…
– Машеров, – говорю я.
– Что Машеров?
– Машеров скоро умрет. Погибнет в автокатастрофе.
Она смотрит на меня внимательно и спрашивает:
– Вы нормально себя чувствуете?
– Не очень, – говорю я, – почти не сплю. Все время в помещении. Час прогулка. Пятнадцать минут менты отнимают, чтобы вывести и завести…
– Хотите, чтобы вас посмотрел врач? – перебивает она.
– Нет не хочу. Положат в дурку, там хуже чем в камере, там эти, которые притворяются сумасшедшими. Они опаснее сумасшедших.
– У вас был суицид? – спрашивает она.
– Да. Но это давно, в самом начале. Больше не будет, обещаю. Родителям не говорите.
– Ваши родители знают. Книги вам дают?
– Дрянь всякую. Невозможно читать, уж лучше не читать вовсе.
– Хотите я вам подарю английский словарь, говорит она.
– Я немецкий в школе учил.
– Переучивайтесь, – говорит она. Английский язык, язык международного общения. Мог бы быть немецкий, но у немцев не получилось.
– Вы мне нравитесь, – говорю я.
– И вы мне тоже, – говорит она.
– Жаль, что мы познакомились при таких обстоятельствах.
– Обстоятельства меняются, – говорит она.
– Можно мне посмотреть в окно? – спрашиваю я.
– Не знаю, – говорит она неуверенно, – по правилам, наверное, нельзя.
– Попкарь ушел – говорю я.
– Откуда вы знаете?
– Я слышал, как хлопнула дверь. Повел кого-то в корпус.
Я подхожу к окну, на котором только выкрашенная белой краской решетка и нет намордников.
– Что вы там увидели? – спрашивает она.
– Машины, люди, деревья, тетка в белом переднике продает пирожки с яблочным повидлом. Мне теперь этих впечатлений на долго хватит. Пацанам в камере расскажу.
