«Взяли» меня неподалёку от дома. Это произошло около трёх часов дня. Я вышел из подъезда. К тротуару подъехала полицейская машина. Водитель остался за рулём, а четверо полицейских очень быстро втащили меня в салон и, положив лицом вниз на заднее сиденье, уселись сверху, так что я не мог пошевелиться.
Мы ехали минут сорок. Я чуть не задохнулся от тяжести и запаха пота. За городом меня вывели из автомобиля, накинули на голову мешок и, сковав руки наручниками, пересадили в другую машину. Я не видел, что происходит, но судя по ощущениям и обрывкам разговоров, которые улавливал, полицейские передали меня заказчикам.
Машина тронулась и спустя ещё полчаса остановилась. Меня выволокли, сняли мешок и, уложив на землю, принялись бить…
***
Захотелось пить. Я, не вставая с кровати (комнатка была не больше кирпичного домика дядюшки Тыквы), протянул руку и нащупал на столе бутылку с водой. Она была тёплой на вкус, но я принялся жадно глотать. Утолив жажду, я лёг и быстро заснул.
Девять часов утра. Комната уже залита солнечными лучами. Самый озорной лучик подобрался к кровати, скользнул на лицо, и я проснулся. Минут десять пытался укрыться от солнечного луча подушкой, потом сдался. Подхватив полотенце, я вышел из комнаты, надеясь, что опившиеся «тростникового на ямайском чае» жильцы спят мёртвым сном и обычной утренней очереди в ванную сегодня удастся избежать.
Увы. Первое, что я увидел, переступив порог и оказавшись в просторном салоне, было постное лицо Себастьяна, который восседал на стуле с мрачным видом и глядел в окно на покосившуюся старинную церковь.
Из ванной нёсся шум хлеставшей из душа воды.
─ Видал, что происходит? ─ обратился ко мне Себастьян, у которого по утрам всегда было пренеприятное настроение. ─ Уже сорок минут, гад, не выходит!
─ Ого! ─ восхитился я. ─ Ты стихами заговорил. Что тростниковый спирт с людьми делает! Ну-ка давай ещё чего-нибудь про него сложи.
Но Себастьян не пожелал больше изъясняться стихами и перешёл на суровую непечатную прозу.
─ А что, очередь большая уже?
─ Я, за мной Чупа-Чупс…
В это время ещё одна дверь приоткрылась и из своей комнаты показалась Карина. При этом дверь комнаты она, по своему обыкновению, приоткрыла чуть раньше, чем запахнула халат, и в проёме на мгновение мелькнула обнажённая женская грудь.
─ Привет, мальчики! Опять какая-то сволочь с утра пораньше в душ забилась? Давно ждём?
─ Ждём… ─ проворчал Себастьян. ─ Это уже не «ждём», а какая-то классическая трагедия. Если бы не твоя грудь, утро стало бы совсем пропащим.
Дождавшись своей очереди, я принял душ и, не завтракая, покинул дом. К часу дня я собирался наведаться в посольство Канады, узнать ─ не припасено ли для меня новостей.
Взяв номерок и дождавшись своей очереди, я подошёл к маленькому и узкому, как бойница, окошку и, предъявив номер своего досье, застыл в ожидании, что ответят на этот раз.
Обычно ничего хорошего мне здесь не говорили. То утверждали, что отправили очередной запрос в Канаду, то в мою виноградную республику, то в Интерпол, то ещё куда-то. Никаких сроков не гарантировали, но если человек, прождавший несколько месяцев, решался проявить настойчивость: «Хоть приблизительно скажите, когда я могу рассчитывать на получение документов!» ─ ему без обиняков говорили, что если он вообще хочет что-то получить, то пусть терпеливо ждёт дома, а сюда больше не суётся, а то «отметим в досье, и ждать будете ещё пару лет».
