– Пока Инка! – Лизе было всё равно: разговаривают с ней или нет, главное, что она разговаривает.
Инесса даже не обернулась и не попрощалась с Лизой – да ну её, сейчас ещё начнёт спрашивать: а где твой папа. Инесса заметила: когда дети с папами, они сразу и у других начинают спрашивать об их папах. Но откуда Инесса может знать, где её папа, если даже мама не знает.
Инесса не смотрела по сторонам. Существовал стол, и коктейль, и корзиночка. А всех остальных – ну их. Так сказала Инессе соседка Галина Мурмановна, выслушав мамину историю с судом и покачав сочувственно головой.
Мама всё стояла около группы родителей, разговаривающих с тренером, терпеливо ждала. Инесса допила коктейль, побулькав напоследок пузырями на дне стакана, досмаковала корзиночку, стала пялиться по сторонам, снова уставилась на маму. Наконец, все разошлись и очередь дошла до мамы. Тренер уставилась в розовый блокнот и покачала отрицательно головой. Мама указала рукой на Инессу, сидящую за столом. Тренер стала что-то говорить, мама отвечала. Затем мама с совершенно каменным лицом вернулась к столу.
– Пошли, Инессёныш, – мама сдерживалась, но всхлипнула. В фойе оставалась совсем мало людей, у стены, рядом с входной дверью, на мягких скамейках переобували странные тряпочные чешки довольные девочки, их мамы весело щебетали о чём-то и смеялись, их мамы гордились, обсуждали «рейтузики» и «конёчки». В углу девочка, у которой ноги сходились в коленях и расходились книзу, стояла недовольно насупившись – ждала, наверное, чтобы её забрали наконец и увели подальше от этого позора. Фойе изменилось: опустело, стало казаться ещё больше, теперь можно было внимательнее рассмотреть и картину с чудищами, попросить их зацепить крюками противную Лизу. Инесса больше не пугалась чудищ. Оказывается, они тоже на коньках, на льду, можно рассмотреть даже синие разводы на льду… Но нет: за столик у стены уселись красивые тёти, и Инессина тренер тоже – конёчков чудищ снова стало не видно. Тренеры смотрели, вроде и на Инессу, а вроде мимо, сквозь Инессы, сквозь её мамы.
– Мама! Посуду убрать?
– Убери, я тебя на улице подожду.
Инесса обожала убирать грязную посуду. Первым делом она выкинула в висящий огромный чёрный мешок салфетку, обернулась растерянно.
– Стакан сюда! Ну помощница! Ну молодчина, – улыбнулась буфетчица и снова подмигнула Инессе. Под похвалы буфетчицы Инесса потащила тарелочку, ложечку и стеклянный стакан на столик с грязной посудой.
На улице мама разрыдалась, они шли, а мама плакала.
– Мама! Что с тобой?
– Не взяли нас.
– Почему?
Мама тогда ничего не ответила, много позже она рассказала, с каким презрением с ней говорила тренер, когда узнала, что Инесса её дочь.
– Вы посмотрите, говорила она мне, посмотрите какого ваша дочь роста. Ей же нет ещё пяти, верно? Это невозможно с таким ростом на фигурном катании, зачем вы вообще явились на просмотр? И знаешь, Ин, я почувствовала себя полной дурой, пятым сортом, представляешь? Стоит эта маленькая пигалица, на голову ниже меня, а ведь и я невысокого роста, и рассказывает пигалица, какой ты у меня слоник, прикинь?
– Да ладно, мам, её довели родители Лизы, вот она и высказала своё презрение нам и за меня, и за Лизу, я ж с Лизой в раздевалке болтала, Виолетта Сергеевна (так звали тренершу, не отобравшую Инессу) решила, что мы их знакомые и тоже сейчас проситься начнём. Они все такие фигуристы звёздные, отвратные они, со многими так говорят высокомерно, перед ними подлизы стелятся всю дорогу, а им приятно, они себя сразу великими чувствуют. Просто тебя это задело, ты ж не пресмыкала.
