Сейчас было важно другое – в порядке ли Оля?
– Нет!
Опять до него донесся звук ее голоса, обеспокоенный, наполненный паникой и сильным страхом. Боль пронзала его грудь, словно огромная кошка скребла длинными когтями, раздирая на куски, впиваясь в податливое тело, убивая.
Внутри все горело огнем, дышать было тяжело, а руки вмиг стали очень тяжелыми, словно в них залили свинец. Он хотел сказать Оле, чтобы она не волновалась, что все хорошо, но вместо слов, из горла вырвалось какое-то булькание.
Ваня почувствовал, как в груди разливается тепло, прогоняя боль куда-то далеко, за пределы его сознания. Тепло убаюкивало, успокаивало, словно пытаясь убедить Ивана, что ТАМ ему будет лучше. Где ТАМ? В мире, где нет боли, нет слез, нет стрельбы и оглушающего дождя. Нет смерти.
А что же сейчас? Что происходит сейчас? Почему вместо привычных ярких красок мира, он видит тусклые, серые оттенки? Почему медленно, неохотно, поднимается земля, а дома падают куда-то в сторону. Нереально, невозможно, странно.
И тут Ваня понимает, что это не дома падают, а он падает. Оседает вниз, крепко удерживаемый чьими-то руками. Он может чувствовать прикосновения к своей спине и груди. Сильное нажатие на грудную клетку, резкий крик рядом, кто-то еще присел возле Тихонова.
В нос ударяет сладкий аромат духов. Ее запах. За столько лет совместной работы он успел изучить все ее привычки, все пристрастия, все, что только можно было.
Плохо слышно, словно в уши ваты напихали. Он старается, силится открыть глаза, выплывая из этого болота, пытаясь ухватиться за что-то родное, что до сих пор удерживало в этом мире, не позволяя уйти, последовать в тихое, спокойное место.
– Ваня! Ванечка!
В голосе слышатся слезы. Она плачет. Если бы были силы, то он непременно улыбнулся бы, стараясь показать, что слышит, что понимает. Но сознание отказывалось возвращаться в мир боли и страха, здесь комфортнее, лучше, тут спасение.
Грудь сильно сдавило, и с губ сорвался стон.
– Ваня!
Наконец, ценой неимоверных усилий, ему удалось открыть глаза. Серое скучное небо, крыши домов и… испуганное лицо Оли, склонившейся над мужчиной.
– Ваня! – уже тише повторила девушка, чуть улыбаясь. – Слава Богу! Не отключайся, слышишь? Сейчас приедет скорая!
Он медленно качнул головой, отчего боль с новой силой напомнила о себе.
Какие же у нее красивые глаза: теплые, нежные, родные. Ее улыбка, ее смех, то, ради чего Ваня готов был жизнь отдать.
И отдал.
Столько времени потеряно, столько пустых слов, ненужных разговоров, а ведь достаточно было одной фразы. Страх быть отвергнутым перевешивал все остальное. Он видел, как она встречается с другими, как улыбается им, как целует…
Почему же она не могла посмотреть на него, Ваню, такими глазами? Почему не захотела рассмотреть в нем мужчину, который любил? Искренне, верно, безответно.
– Ванечка.
Голос дрожал, из глаз по щекам катились слезы. А может, это капли дождя, что лил сейчас, заставляя промокнуть всех без исключения. Но Ваня не чувствовал ни холода, ни сырости, ничего, кроме ее теплых рук на своей груди. Ее губы что-то еще шептали, но молодой человек не слышал – слишком тихо, слишком далеко. С огромным усилием он поднял руку и дотронулся до щеки девушки. Та сразу же схватила его ладонь в свою и крепко сжала, словно это поможет, точнее, должно помочь обязательно, и Ваня не уйдет, не сможет, ведь она держит его.
