Мэри Джейн - страница 23

Иззи вскрыла коробку с фруктовым льдом и уселась на пол, одно за другим вынимая оттуда разноцветные эскимо. Очевидно, она искала нужный цвет. Мороженое за время нашей прогулки начало подтаивать, и цвета проступали сквозь бумажную обертку.

– Лиловое! – Иззи вручила мне лиловое эскимо. Я поместила желобок между двумя палочками на ребро кухонного стола, а затем надавила на мороженое основанием ладони. Эскимо разломилось на две идеальные половинки. Я сорвала обертку, одну половинку отдала Иззи, а вторую сунула в рот. Не вынимая тающее мороженое из-за щеки, я выкладывала сладкие лакомства на кухонный стол.

Я открыла дверцу морозильника и заглянула внутрь. Застарелый пупырчатый иней покрывал все его содержимое, как будто туда стошнило снежного человека. Мало что можно было идентифицировать, помимо базовых форм: прямоугольник, бесформенная масса с острыми краями, картонная коробка.

– Как ты смотришь на то, чтобы разобрать сегодня морозильник?

– Давай!

Я достала несколько коробок неизвестного содержания и поставила их на грязную посуду в раковину, чтобы освободить место для мороженого. Затем я запихнула в морозильник все коробки с фруктовым льдом, кроме одной, которую положила на дно опустевшего пакета из «Эддис». Поверх мороженого я положила две коробки попкорна и по две упаковки всех остальных конфет и шоколадок.

– Сейчас вернусь. – Я направилась к сетчатой двери, а Иззи перевернулась на живот и продолжила лизать свое мороженое. То, что я могла напортачить с заданием доктора Коуна, все еще заставляло меня нервничать, но это не шло ни в какое сравнение с тем, как я испугалась, когда столкнулась с мамой в «Эддис».

Я остановилась посреди лужайки, задрала голову, подставляя лицо солнцу, и на несколько секунд закрыла глаза. Мое сердце билось в обычном ритме. На самом деле, я чувствовала себя великолепно.

В первую неделю с приезда Шебы и Джимми в дом Коунов я узнала две вещи. Первая заключалась в том, что наркоманы употребляли много сахара, чтобы заменить наркотики и алкоголь, покинувшие их организм. Второй же стало откровение, что быть женой наркомана казалось труднее, чем быть самим наркоманом.

Почти каждое утро, когда я приходила к Коунам, Шеба и Иззи встречали меня на кухне. Шеба не любила готовить, и они с Иззи сходились во мнении, что я готовлю самые вкусные завтраки. Мы с Иззи начали ежедневно ходить в «Эддис», где запасались на будущий день ингредиентами для сытного завтрака: яйцами, мукой, сахаром, содой, беконом, настоящим кленовым сиропом, сливочным маслом и всевозможными фруктами и ягодами. Помимо этого я затаривалась сладостями, особенно сладким желтым попкорном, который Джимми нарек краеугольным камнем своего выздоровления.

Когда в комнате находились взрослые, Шеба могла болтать без умолку. Она сплетничала о разных знаменитостях и однажды долго жаловалась на какого-то режиссера, который требовал от нее снять блузку в сцене верховой езды, когда у героини – цитата – «не было ни малейшей причины скакать верхом на коне без блузки!». Все чаще она говорила о том, как намучалась с Джимми за прошлый год. Как, например, на вечеринке по случаю вручения «Оскара» он «переутомился» и заснул за столом лицом в тарелке; или как на званом ужине в доме известного продюсера он на два часа скрылся в ванной, а потом, спотыкаясь, вышел и заснул на диване, уронив голову на колени шестнадцатилетней дочери продюсера; или как его рвало в туалетах коммерческих и частных рейсов во время многочисленных перелетов, и как он мочился в штаны, а после приземления его приходилось выносить из самолета в бессознательном состоянии. Я удивлялась, как она терпела все это. И тогда мой сексуально озабоченный мозг начинал искать причину в физическом влечении, и я думала, что, возможно, она тоже оказалась сексуальной маньячкой, как я, и просто не могла отказаться от его тела. Джимми был мускулистым, поджарым. И от него так пахло, что иногда мне хотелось уткнуться лицом ему в грудь. Это был какой-то почти животный запах, но слаще, мягче.