Платон в это время уклонялся от быстрых ударов, но его противник, увидев, что против него теперь двое, отпрыгнул назад и метнулся бежать. Капитан и Платон его не преследовали. Наоборот, они побежали в противоположный конец улицы, не забыв спрятать ножи и взять с земли палку. Добежав до давешней таверны с дудками и маракасами, они, переждав немного, чтобы утихло сбитое дыхание, вошли туда, и спросили у хозяина дорогу к ближайшей недорогой венте. В ней они и заночевали, обессиленные и оглушённые, на каких-то шкурах, сваленных на каменном полу, мучимые тревожными мыслями и клопами…
Под утро капитану приснился сон: он, одетый в красный жилет поверх кирасы, тяжело бежал к открытым воротам алжирской крепости в первых рядах таких же воинов в чёрных плащах с белым крестом на левом плече. Ливень бил его, ослепляя, холодными струями по лицу, злой северный ветер сыпал градом и мешал бежать, путая его мокрый, липкий плащ в усталых ногах. Мушкет свой с промокшим в нём порохом он давно уже бросил в палатке, которую тут же смело ураганом, и сейчас в его руках был меч, простой и надёжный.
Он бежал из последних сил почему-то уже один, спотыкался, падал, вставал, задыхаясь: бежать было трудно, ноги скользили в страшном месиве грязи. У него не было слёз – их смыл ливень, и не было мыслей – все мысли исчезли, осталось только отчаяние, а мощные створки ворот уже стали сходиться медленно, неотвратимо, и он понимал, видел, чувствовал всем сердцем, всей душою, что в город ему не попасть. Он яростно вскрикнул, рванулся вперёд и всадил в уже запертые ворота наваху, зажатую в правой руке. Потом застонал, сполз по воротам в бессилии и проснулся…
На следующее утро уже ничего, казалось, не напоминало им о ночном бое. Буря стихала и к вечеру могла совсем успокоиться. Вставало солнце, и они осмотрели одежду друг друга – пятен крови не было видно. Осталось купить съестного, побродить по городу и идти быстрее в обратный путь, хотя и смущала мысль о вчерашнем нападающем, который сумел удрать.
Капитан надел свою шляпу, приготовил палку и взялся за локоть Платона. Они выбрались на крыльцо, и тут Платон, застыв на месте, прошептал ему:
– Нас поджидает вчерашняя мисс.
****
– Вы ошиблись, – сказала девушка жалобно. – Вы мне дали вчера золотой в два пиастра. Это очень много.
– Как вы нашли нас? – спросил капитан, мысленно проклиная себя за опасную чувствительность.
– Я спросила у дяди, – ответила девушка. – Дядя Пепе знает всё, что происходит в Гаване.
Капитан про себя чертыхнулся… «Бежать, бежать, – подумал он. – В пещере спокойнее!»
– Да, милая сеньорита, я ошибся, – сказал он тихо. – Но пусть этот золотой останется у вас, на память.
– Куда вы сейчас пойдёте? – спросила она, в её голосе слышалось страдание.
– В любую съестную лавку, купить что-нибудь в дорогу, – ответил капитан и стал нащупывать палкой ступеньку внизу.
– Вы не выберетесь из города, – сказала она вдруг.
Капитан замер, как вкопанный.
Вчерашняя буря почти улеглась. На улице уже начиналось движение: крестьяне везли на рыночную площадь съестные припасы на тележках, тут и там раздавались взрывы их громкого говора, смеха, в доме напротив со стуком распахивались ставни одни за другими, слышались голоса – это соседи из своих окон здоровались друг с другом. Всё это капитан осознал в одну секунду. Столько же понадобилось ему на то, чтобы спросить:
