«Говорят, самый худший враг – это человек, которого никогда не видел в глаза».
Он рыскал по вымощенному трупами полю, пытаясь отыскать словенского князя. Перекладывал тяжелые тела, разгребал завалы, оставшиеся после звериной давки. Отгонял волков и воронов, обожравшихся обильным пиром. В голове крутилась назойливая мысль: битва случилась только ради того, чтобы накормить дикое зверьё до отвала.
Чтобы перевести дыхание и набраться сил, ему приходилось садиться на чей-нибудь труп, и каждый раз он посылал самые смрадные проклятия всем войнам, которые были и которые еще будут.
Спустя время от изобилия мертвых тел в глазах появилась мутная рябь. Когда на поле боя опустились серые сумерки, Рогдар перестал различать тела соратников и чужаков. Опьяненный царившим вокруг черным духом, он на мгновение забыл, почему случилась эта битва и для чего обе стороны проливали кровь.
К ночи отыскал князя. Мокрые волосы смешались с грязью, однако благородное лицо оставалось чистым, глаза умиротворенно прикрыты. Рогдар осторожно тронул его за плечо, но Буривой не проснулся.
Задубевшая рука князя крепко сжимала старый меч. Рогдар с трудом разжал его пальцы, снял с пояса ножны и вогнал в них меч. Спотыкаясь и скользя по мертвым телам, покрытым ночной пеленой, побрел прочь с поля сечи.
Ни одна волчья стая не последовала за ним.
Никто не ожидал столь скорого появления человека вроде него.
Пьяный ветер шатался по вечерним улицам Холмгорода, стучался в затворенные ставни, гнал случайных прохожих и уныло завывал в соломенных крышах. Одинокий человек, завернувшийся в черный шерстяной плащ и надвинувший на голову глубокий капюшон, пересек город и поднялся на холм, на котором серой громадой стоял княжеский терем.
– Нужно поговорить с князем Гостомыслом, – сказал черный человек стражнику, стоявшему у ворот в княжеский двор.
– Что за дело?
– Дело – гибель его сына.
– Иди отсюда. Его сын сейчас на полпути в Ладогу.
Рогдар достал из-под запахнутого плаща меч в узорчатых ножнах, испещренных золотом и серебром. Взглянув на родовую печать, выщербленную на оголовье меча, стражник кивком велел следовать за ним и провел в княжеский терем. Они вошли в просторный зал. Рогдар присел возле горячей печи, пригрелся, ощутил, как тепло ласково пробирается в озябшие руки.
– Мне помощь нужна.
Стражник позвал служанку. Она безмолвно осмотрела рану на голове Рогдара и осторожно промыла ее влажным теплым полотенцем.
Наблюдал за ней. Милая, нежная, с наивными глазами и окропленным веснушками лицом. Из-под льняной косынки выбивались соломенные волосы, отливающие золотистой рябью в свете сонных лучин, что горели на столе.
– Тебе действительно не больно? – спросила она. – Или терпишь?
– Терплю.
Она смазала рану живицей, затем обработала густым слоем барсучьего жира. От нее исходил мягкий аромат пропаренной хвои и душистых трав.
Она пахла домом.
– Где ты научилась врачевать?
– Нилина. Меня зовут Нилина. И врачевать я нигде не училась. Здесь ничего сложного.
– Ты делаешь это с душой, Нилина.
– Поэтому ничего сложного. Не шевели головой.
– Не буду.
– Тебе повезло. – Вытерла руки от барсучьего жира. – Я бы настояла на том, что тебе нужно отлежаться пару-тройку деньков. Но не знаю, примет ли тебя Гостомысл. Если хочешь, могу с ним поговорить. Согласится – поставлю тебя на ноги быстро и безболезненно.
– Я спешу домой.
– Ну и спеши. Хотя на твоем бы месте я отлежалась. Кстати, а кто это тебя так?
