- Я… мне… ромала встретилась… она сказала, что на мне венец безбрачия, - кружевной платочек замер в дрожащей руке. – Что поэтому ничего не складывается…
- А не потому, что ты мелкая потаскушка? – поинтересовалась я. И получила полный ненависти взгляд. – Что? Не так давно с одним кувыркалась. Я сама видела, что кувыркалась, так что не строй из себя оскорбленную невинность. А сегодня к другому полезла.
Даже я себе подобного не позволяла.
Нет, любовники у меня были.
Всякие.
Но песен о любви я никому не пела, и уж тем более не пыталась разум подчинять.
Кузина пошла пятнами и жалобно проблеяла.
- Это… это все зелье… - и новая мысль показалась ей на редкость удачной. Она прижала пальчики к вискам. – Я… я плохо помню, что со мной было…
- Разве можно покупать зелья у ромал! – воскликнул дядюшка, причем возмущение его было столь притворно, что, кажется, он сам себе не поверил.
- Бедная моя девочка… - тетушка поцеловала дочь в макушку. – Ты так страдаешь… бедняжка тоже пострадала… будет совершенно бесчеловечно угрожать ей судом… любой поймет, что она не виновата.
Диттер прикрыл глаза.
И тетушка замерла. А кузина и вовсе дышать перестала. Он пострадавшая сторона, и чтобы эти курицы ни пели, как решит, так и будет. И судья разбираться не станет: кому охота ссориться со Святым престолом, особенно в ситуации столь однозначной.
Ромалы…
Да, ромальские шептухи еще та зараза. И заморочить способны, и внушение слабенькое навесить, чтобы потом за снятие его стрясти последние гроши. И совести у них не особо, точнее, гаджо она не касается, но… их ворожба иного свойства.
Травы?
Да, используют, но в основном дорожные, обычные. И силу из них не тянут, скорее пишут свою… да и ни одна ромалка в здравом уме не рискнет делать что-то настолько противозаконное. Во всяком случае, не для чужака… максимум – любовный эликсир с легким возбуждающим эффектом…
- Она… она так говорила… говорила… простите, я не помню… - кузина смежила веки и сползла на стуле. – Совершенно не представляю, как… я ведь никогда прежде… шла из храма… молилась Невесте… наверное, она там всех поджидает.
- И сколько вы отдали? – поинтересовался Диттер.
- Все… все, что было… двадцать марок и золотое кольцо… прости, мама, я не сказала… мне было так… так стыдно…
Я фыркнула.
Дядя Фердинанд постучал пальцем по записной книжке.
- Когда это произошло?
- Недавно… месяц тому…
…двадцать марок и золотое кольцо? Сомневаюсь, что оно имело хоть какую-то ценность, а значит, пошло бы по цене лома… итого получается в сумме марок тридцать? Да одни ингредиенты потянут на сумму, в три раза большую…
Но я промолчала.
Почему?
Кузина… судя по мрачному взгляду Полечки – что, не ожидал? – мальчик молчать не станет. А значит, пару дней и репутации милой крошки наступит конец.
…ей придется уехать.
На год… два… десять.
И если так, то смысл разбирательство затевать? Суд опять же… она, как ни крути, часть семьи, а значит, трепать будут не ее имя, но мое… проклятье!
- Мамочка! – взвыла кузина, понимая, что дело пахнет каторгой. – Мамочка моя… я ничего плохого не хотела… чтобы на меня посмотрели… как на нее… чтобы меня тоже любили…
…в разных позах.
- Суда не будет, - Диттер допил отвар и, отставив флягу, икнул. – Прошу прощения, но… у меня нет ни малейшего желания тратить время на судебные разбирательства.
Кузина бросила на него взгляд, весьма, как по мне, далекий от благодарности.
