– Это собака.
Я удивился. Никогда не думал, что из собак делают чучела. Хотя нет, делают. Из Белки и Стрелки сделали почётные чучела. Может, эта собака тоже космическая? Ну, или какая другая выдающаяся. Может, она милиционера спасла?
– Эта собака космическая? – спросил я. – Или милиционера спасла?
– Не знаю пока, Иваныч вчера только привёз. Говорит, музей какой-то в области закрыли, экспонаты по дешёвке продавали. Вот он и купил собаку эту. Машинку «Зингер», ещё чего-то купил. Не знаю, что в этой собаке такого уж выдающегося?
Внутренний Вырвиглаз подсказал – «она, наверное, золотом срёт», но я его обуздал, взял за кадык.
– Это что, собака самого Секацкого? – спросил я.
– Нет… – растерянно пробормотала Катька.
– А почему, собственно, «нет»? Надо смотреть на мир шире. Скажите, что это его собака. Что с помощью этой собаки он отыскал метеорит. Но собака вдохнула слишком много радикалов цезия, отравилась и умерла. И попала в болото, где была законсервирована. Как мамонт.
– Мамонт… – как-то заоблачно сказала Катька, я услышал в её голосе некую мечтательность.
Найти мамонта – вот мечта каждого краеведа.
– Так вот, мой новый хороший друг… Он это… бывалый человек. Весь мир объездил. Тонкий знаток кухни. Он пробовал мамонта.
– Мамонта?
– Угу, – подтвердил я. – Разумеется, не свежего. Японцы покупают у камчадалов замороженных мамонтов и подают их в дорогих ресторанах. А он с отцом в Японии был.
– А кто у него отец?
– Чеков.
– Из электросетей?
– Угу.
Катька поглядела на Упыря с интересом, подумала немного и направилась к нему. И я.
– Ты что, на самом деле мамонта пробовал? – спросила она.
– Мамонта?
– Ну да, мамонта.
– Да не… А это кто? – Упырь погладил чучельного пса по голове.
– Это Вито. Ньюфаундленд. Собака самого Секацкого!
Мой персональный Вырвиглаз опять рвался наружу.
– Да? – Упырь аж присел перед псом, заглянул в пуговичные глаза. – Честно?
– Честное краеведческое, – поклялся я.
– Так значит, ты не ел мамонта? – Катька была разочарована.
– Не ел…
Родионова утратила к Упырю интерес и вернулась к себе за стол.
– Слащёв, греби сюда.
Я подгрёб. Катька достала карандаш, постучала по столу.
– Значит, так, Слащёв, всё просто. Дуй к коммунальщикам, найди там Синицына и впишись. И завтра с утра можешь заступать.
– Как это завтра? – не понял я. – У меня завтра отработка…
– Дикий ты человек, Слащёв. Ты что, ничего не знаешь?
– Не знаю…
– Ну так знай. – Катька заложила карандаш за ухо. – Все, кто устраивается на настоящую работу, могут на отработку и не ходить.
– А оценки?
– С оценками всё в порядке. Есть договорённость с биржей труда – те, кто устраивается летом на работу, получают повышенные оценки. Чтобы поощрять активность подрастающего поколения к труду. Главное, справку принести. Усёк?
Я усёк.
– Или ты передумал? Не хочешь работать?
– Почему не хочу, хочу…
– Я тоже хочу, – вдруг сказал Упырь.
Оторвался от околоземного пса и прибыл к столу.
Сначала я не понял. Я подумал, что он собаку эту чучельную хочет. Приобрести с невнятными целями. Может, там родственный дух ощущает или ещё что, мечтает украсить им свою спальню.
– Хочешь заиметь дохлую собаку? – спросил я. – Это без проблем. Ты про братана моего слыхал?
Упырь помотал башкой.
– Его Череп зовут, он таких собак как раз собирает. Дохлых. Кошек ещё, ежей, зайцев. И фарширует… То есть это… чучела делает. Хобби такое. Когда он свежую собаку найдёт, я тебе скажу обязательно…
