Маму положили в нашей спальне, застелив половину кровати под простынку клеёнкой. На второй половинке ночевала я. С мамой. Григорий с сыном распаковались на диване в комнате.
Муж взял на работе хозяйственный отпуск и всегда помогал мне в уходе за мамой.
Милая мамочка…
– Гриша, там, на кресле, я приготовила мамин костюм. Принеси. – Муж кивнул головой. – И сними, пожалуйста, вот это. Оно мешает.
Указала на натянутые верёвки и стальное полотно над кроватью.
– Хорошо.
Я пошла на кухню, а муж стал снимать нож гильотины у изголовья мамы. Тяжёлое стальное лезвие и самодельный механизм пуска. Намного надёжнее и эффективнее китайских подделок, которые, рассказывают, даже не перерубают шею с первого раза. Кошмар!
Гриша притащил механизм с работы. Со своей новой службы «Воины Жизни».
Раньше они именовались «дневным дозором», затем «бойцы света» и «воины дня». Не факт, что ещё не раз сменят название своей организации. Но их отличительный знак – шрам-клеймо в виде мишени около виска – знали все. И эта метка наводила ужас совсем не на мертвяков.
Поговаривают, что их организация всё больше приобретало политической силы и влияния.
Когда я зажгла на кухне свет, то к окошку подошёл и постучался в стекло Михаил. Он с напарником дежурил под окнами в «калине».
Я открыла окно.
– Ну, как там у вас дела?
Это был вопрос не сочувствия, а профессиональный интерес.
– Скоро уже, – я с трудом сглотнула очередной спазм.
– Ну, вы если что знак подайте. Там, типа, хоть окно разбейте.
– Хорошо.
Слово «хорошо», с некоторых пор, в нашей семье потеряло теплоту.
Мотнув головой, Михаил потопал назад в машину. В «калине» играла музыка Трофимова, который пел что-то про «коньячок под шашлычок».
Я поспешила захлопнуть окно.
Мерзко.
Каждому приходится сталкиваться с этим.
Твоё самое большое горе – это только твоё горе.
Надо собраться.
Достала из холодильника бутылку водки. Непочатая, с дозатором. Я ни как не могла открыть её. Пальцы скользили по рифлёной поверхности – не хватало сил открутить пробку.
Зашел Гриша и подхватил у меня бутылку. Быстро свернул пробку, дозатор вышел наружу.
– Лариса, я там уже всё убрал и снял с твоей мамы ночнушку.
– Спасибо, Гриш.
– Лариса, давай пока ты будешь её мыть, я приготовлю её платье.
– Мамин костюм в кресле у телевизора. Я говорила тебе. Уже всё готово. Спасибо. Я сейчас.
– Хорошо.
Он обнял меня, поцеловал в щеку и вернулся в спальню.
Я в чашке смешала пополам воду с водкой, достала из аптечки пачку стерильного бинта и пошла за ним.
Обнажённая мама лежала на кровати.
Я сложила из куска бинта подобие салфетки и, смачивая его в приготовленном растворе, принялась протирать маму. Каждый уголочек её тела. Её дыхание и хрипы заметно затухали.
Хлопнула дверь и я услышала голос Максима. Посмотрела на часы – десятый час – сын пришёл ночевать. Гриша объяснил ему, что, наверное, сегодня все лягут спать позже и провёл Максима на кухню.
Одинокая слеза пробежала у меня по щеке.
Мама очень похудела. И за три месяца часть мышц заметно, особенно слева, атрофировались.
Медики знали, что моя мама обречена. Григорий, как «воин жизни», смог добиться дать мне возможность ухаживать за ней.
За последний месяц я окончательно свыклась с потерей и уже не раз попрощалась с мамой.
Ком в горле. Слёзы сами текут, я их не вытираю.
Мне будет её очень не хватать. Я готова ухаживать за неё всё время, лишь бы она оставалась в моей жизни.
