– Что бы я пожелал? – задумчиво сказал итлиец, тщательно отмеряя крупинки пряностей в котелок. – Вот если бы прямо что угодно? Как в сказках?
– Именно, – согласился арлезиец, поблескивая глазами и небрежно лаская пальцами темное гладкое дерево лютни.
«Так можно гладить не вещь, а разве что живое существо, – мелькнуло у Аластора в мыслях. – Прекрасную живую женщину… Тьфу, что за мысли! Надо прекращать пить!»
– А что обычно просят у Странника? – продолжал рассуждать итлиец. – Богатство, здоровье, долгую жизнь, титул, удачу?
– Именно это и просят, наверное, – усмехнулся дон Раэн. – Что еще нужно людям для счастья?
– Скучно! – заявил Фарелли, священнодействуя над котелком. – Вот это все – ужасная пошлость! Никакой фантазии! Разве что удача, да и то… Привязать к себе удачу силой – все равно что принудить кого-то к любви. Ужасная мерзость. Нет, вот если бы я в самом деле встретил Странника, я бы…
Он закатил глаза, и арлезиец даже наклонился вперед, улыбаясь. Кто сказал, что это надменный народ? Аластору вдруг стало весело, как со старым другом, и он тоже с нетерпением ждал, что скажет Фарелли.
– Я бы попросил у Странника оказаться на своем месте, – сказал вдруг итлиец очень серьезно, разом отбросив насмешливый тон. – Именно на своем, понимаете, м?
– Признаться, не очень, – так же серьезно ответил Раэн. – Разве сейчас вы на чужом месте, Лучано? Какое же тогда ваше?
– Мое… – Руки итлийца, порхающие над шамьетом, на миг замерли, и он тихо выдохнул: – Если бы я знал. Но это место, где мне на самом деле нужно оказаться. Где нужен именно я, м?
– Кажется, понимаю, – согласился Раэн. – Отличное желание, право же. И я от души присоединяюсь к вам. А вы, дон Аластор?
– Что? – переспросил Аластор растерянно.
Он как-то не думал, что вопрос относится и к нему тоже. Да и что сказать? Фарелли красиво сплел слова, но не повторять же за ним. И не скажешь теперь, что его бы устроила самая простая счастливая жизнь. Вот именно с тем, что перечислил итлиец. Чтобы и здоровье, и любящая жена, и дети, и всего остального в меру. Кто же откажется от денег, титула и земель, если сами пойдут в руки? Лишь бы по чести и так, чтобы не слишком. Чтобы не откусить кусок, который не проглотишь.
Но от него ждут совсем другого. Вот как внимательно смотрит Айлин, словно ей очень-очень важен ответ Аластора! Да и у Фарелли взгляд непривычно пронзительный…
– А я ни от чего хорошего не откажусь, – хмуро от неловкости буркнул Аластор. Подумал и добавил: – Но если надо что-то одно, то… Я просто хочу выполнить свой долг. Меня учили, что дворянин должен своей стране, мужчина – своей семье и друзьям, лорд – своим подданным. Вот. И я хочу только этого. Чтобы всегда быть рядом с теми, кому я нужен. Или хотя бы там, где могу сделать что-то правильное. Там, где могу выполнять то, что должен.
– Надо же… – тихо, еле слышно проговорил арлезиец. – Да вы как сговорились, господа. Такие желания… Мне теперь и самому безумно интересно, чем оно может обернуться. Донья Айлин? Не сочтите за нескромность?
– А я хочу изменить… – светло улыбнулась Айлин.
– Что изменить? – ляпнул Аластор и почти одновременно услышал заинтересованный голос Фарелли:
– Кому изменить?
Арлезиец прищурил искрящиеся от смеха глаза и с безупречной учтивостью промолвил:
– А я, видимо, должен спросить, с кем изменить?
Мгновение на поляне стояла полная тишина. А потом Айлин первая прыснула и рассмеялась. Миг – и Аластор поймал себя на том, что сам смеется. Искренне, взахлеб, не сдерживаясь проклятым этикетом. Хохотал Фарелли, поставив на землю снятый котелок с шамьетом, чтобы не уронить. И Раэн вторил ему так искренне и беззаботно, словно им всем и правда случалось много раз делать это вместе.
