– Тогда сначала о печальном, – вздохнул Эддерли и сплел перед собой пальцы, положив руки на стол. – Магистр Бреннан, вам лучше всех известно, во что нам обошелся этот день. Прошу вас…
Целитель кивнул, и Грегор увидел, что его шевелюра, где раньше темные пряди еще мешались со светлыми, стала совершенно седой, да и морщин добавилось. Бреннан немного подался вперед, и в те несколько мгновений, пока он еще не заговорил, Грегору стало по-настоящему страшно. Вспомнился коридор, заваленный телами, как ему тогда показалось. Прозрачные восковые лица Аделин и Ирвинга, окровавленная Ида Морьеза… Он вздрогнул и усилием воли отогнал эти видения.
– Двадцать шесть человек, – тихо и очень четко сказал Бреннан. – Девятнадцать адептов, четыре преподавателя и трое служащих. Еще человек десять ранены тяжело, но выкарабкаются, если будет на то воля Милосердной Сестры.
– Двадцать шесть… – почти беззвучно, одними губами, повторил Эддерли и осенил себя кругом Семи Благих.
Магистры один за одним склонили головы, а у Грегора перехватило дыхание. Слишком много! Хотя… меньше, чем могло быть. И да, каждый из них на его совести. Но разве можно было иначе?!
– Кто? – уронил он. – Я… видел Ирвинга… Кто еще из мэтров?
– Из ваших – Ирвинг, – отозвался Бреннан. – Солсбери и Орсон – боевики. И Гардиан, стихийник.
«Этому-то как не повезло? Стихийники же в самом бою не участвовали…» – мелькнуло у Грегора, но глупых вопросов он задавать не стал. Война не разбирает, а в тот день Академия воевала каждым человеком, адептом он был, преподавателем или простым конюхом.
– Да примет их Претемнейшая, – сказал он вместо этого, тоже склоняя голову.
– Девятнадцать детей, – выдохнул Эддерли. – Девятнадцать… Благие Семеро!
Он расплел пальцы и на миг закрыл лицо ладонями, а когда убрал руки, Грегору показалось, что немолодое усталое лицо магистра осунулось еще сильнее. Впрочем, голос остался твердым и спокойным.
– Что ж, милорды коллеги, Академия спасла Дорвенну. Мы исполнили присягу Ордена, и никто не назовет эту цену малой. Милорд Райнгартен, – обратился он к стихийнику. – Вам как секретарю Академии надлежит позаботиться о… похоронах. Правда, семьи наверняка пожелают забрать…
– Ирвинг – сирота, – деловито отозвался Райнгартен, делая какие-то пометки на листе бумаги перед собой. – И некоторые из адептов – тоже. Их погребение отнести к общим расходам Академии? Или его оплатит Орден сообразно гильдии каждого погибшего?
– Оплатит, – сказал Грегор прежде, чем кто-то успел хоть слово вымолвить. – Милорд Райнгартен, я полагаю, Орден сочтет за честь взять на себя любые расходы. И за сирот, и за всех остальных. Или кто-то против?
Он обвел взглядом присутствующих, благо сидел на самом краю полукруглого стола. Увидел, как коротко кивнули Бреннан, Эддерли и Ладецки. Как недовольно поджал губы алхимик Валлендорф, но ничего, на свое счастье, не сказал. На лице Волански не отобразилось ничего, иллюзорник сосредоточенно рисовал что-то на клочке бумаги карандашом, а Райнгартен если и хотел что-то возразить, то промолчал. Ну вот и славно. Проснувшаяся в глубине души холодная злость улеглась, Грегор даже подумал, что ему никто не давал полномочий решать подобные вопросы. Но плевать! Никакими деньгами не купить новую жизнь для тех, кто погиб, защищая Дорвенну. И уж почетные похороны – это меньшее, что Орден может сделать. А если кто-то возразит… О да, вот пусть именно ему, Грегору Бастельеро, и возражают. Прямо в лицо, если осмелятся.
