– В таком случае дело Урушадзе просто создано для тебя, – воскликнула Сашенька (вслед за мужем давайте называть ее так). – Тебе не придется здесь выдавать белое за черное. Все улики против князя косвенные и, не сомневаюсь, подкинуты настоящим преступником.
– Я и без того завален делами, – князь указал на стол, на котором пухлые папки лежали стопками.
Ну не лежала у него душа к этой краже.
– А Выговский? Разве не приступил?
Князь поморщился. Черт побери! Выговский с Лешичем наверняка уже пригубили шампанского и пялятся теперь на канканерок в кафешантане.
Антон Семенович Выговский совсем еще недавно верой и правдой служил Отечеству в сыскном отделении санкт-петербургской полиции. Но вера и правда у Отечества редко когда в чести, потому обер-полицмейстер заставил Антона Семеновича уйти в отставку. Дмитрий Данилович с радостью взял его помощником.
– Приступил, – вздохнул князь. – Однако работы все равно непочатый край. Только по делу Фанталова сотню исков надо подать…
– Ого! – воскликнула Сашенька.
– И я про то, – покачал головой Тарусов.
– А ты не думал нанять стенографиста?
Стенография – спутница либерализма. Где нет дискуссий, записывать нечего. Поэтому в Англии стенографисты появились в XVII веке – документировать речи в парламенте, а в России лишь после судебной реформы. Состязательные процессы, в которых прокурор и адвокат по очереди задавали вопросы свидетелям, а в конце обменивались многочасовыми речами с изложением прямо противоположных выводов, вызвали нешуточный интерес. Чтобы удовлетворить его, газеты печатали подробные протоколы судебных заседаний. Так стенография «завелась» и в России.
– Какая мысль, Сашич! – вскричал Дмитрий Данилович. – Ты – гений!
– Знаю, – без ложной скромности согласилась супруга. – А гениев надо слушаться. Потому немедля берись за защиту Урушадзе. Поверь, дело будет скандальным. Все газеты напишут.
– О краже? – удивился князь.
– Непременно.
– С ума сошла? Даже летом, когда писать не о чем, ни один репортер не поедет в Рамбов на слушание в мировом суде.
– Почему в мировом? Рассматриваться будет в Окружном. Кража-то со стрельбой, по-научному разбой. Да и украдено немало. На 40 тысяч пятипроцентных бумаг.
– О-го-го! Сорок тысяч. Значит, гонорарий Урушадзе заплатить в состоянии.
После первого успеха князь стал предпочитать дела с обеспеченным исходом. Или хотя бы гарантированным финансовым результатом для себя. Трое детей как-никак!
– Даже не мечтай. Повторяю еще раз: Урушадзе денег не крал.
– Но все улики против него.
– Да, – вздохнула Сашенька, – и самовидец[24].
– Самовидец?
Значит, ни обеспеченного исхода, ни гонорария. Потому князь сказал как отрезал:
– Нет, дорогая. Не проси. Разговор закончен.
Ему захотелось выпить. Поднялся, подошел к буфету, достал рюмку, графин с коньяком.
– Тебе лучше? – спросила супруга, пристально его рассматривая.
– Да, намного. Ты права, я переутомился.
– А почему в смокинге? Куда-то собирался?
– Нет, – чересчур поспешно ответил князь. – Переодеться не успел. Фанталов только-только ушел.
– Фанталов?
– Да-с. Фанталов. Дело его сложное. На миллион! Мы бесконечно встречаемся. Даже вечерами.
– А если у Тертия спрошу, был ли здесь Фанталов?
– Ты что? – возмутился Диди. – Не веришь мне?
– Не верю. Потому что Фанталов в Москву укатил.
Князь оторопел:
– Откуда знаешь? Это секрет.
– Только не от молочниц. Забыл, что у Фанталова усадьба в Рамбове? Их молочница этот секрет и разболтала.
