– Похищение Чаши? – Джинна сделала большие глаза. – Знаете, ума не приложу! Одно должна вам сказать: чистая работа. Мы ведь тут все видели – как эту Чашу привезли, как подключали к сигнализации. Там такое было устройство – просто подойти нельзя… Ну подойти можно, конечно, я имею в виду – с места не сдвинуть. А прихожу утром в пятницу – все как всегда. Сняла помещение с сигнализации, вошла в зал… Смотрю, в зале что-то не то. Как-то не так, как было.
А эта Чаша хоть сама по себе и невелика, но она была в большом прозрачном пуленепробиваемом футляре – длинном таком. И этот футляр прикреплен к специальному стенду, постаменту – как хотите назовите. Одним словом, как выражаются архитекторы, силуэт зала поменялся. И вот, наверное, минуты три прошло, пока я сообразила, что Чаши нет. И футляра нет. И постамента.
– Что вы сделали?
– Позвонила боссу, Айлин. Потом – в охрану. Из охраны позвонили в полицию. Через полчаса здесь было не протолкнуться. Музей, конечно, закрыли. И дворец. Одним словом, всю эту сторону площади. Но для бизнеса это ничего – все похоронные процедуры происходят ниже. У нас иногда задействована только церквушка на той стороне…
– Удивительно, что я пропустил информацию в газетах, – сказал Потемкин негромко.
– Ничего вы не пропустили. – Джинна получала истинное удовольствие, раскрывая сотруднику спецслужб глаза на реальное положение дел. – Мистер Грейслин, наш вице-президент, прямо тогда, утром, отдал распоряжение обойтись без газетчиков. А для того, чтобы не вызывать лишних вопросов, весь музей закрыли для посетителей. Придумали что-то – даже не помню толком что… Связанное с пожарной безопасностью, кажется.
Попросив Джинну дождаться его, Потемкин вышел из дворца и позвонил по телефону Хопкинсу.
– А я уж думаю, куда ты запропастился, – буркнул Хопкинс без вступлений. – Ребят я отпустил… И, зная тебя, надеюсь, что ты проводишь время с толком…
– И я надеюсь, – подтвердил Олег. – Послушай, когда у нас встреча с вице-президентом?
– Я назначил через час двадцать. Глетчер здесь уже заканчивает, а после я хочу проехаться по территории.
– Послушай, а не мог бы ты минут через двадцать подъехать к тому дворцу – ну около которого мы с тобой в свое время гуляли на прекрасной свадьбе?
– А что там?
– Хочу тебе показать одну маленькую картину.
– Ага… Твоя тяга к произведениям искусства памятна мне еще по России. Ты меня тогда не как копа принимал, а как доктора искусствоведения. У нас в аналитическом отделе очень радовались, читая в отчете, во скольких московских музеях я побывал.
– Но ты же вроде был не против?
– Я и сейчас не против. Буду через двадцать пять минут.
Олег так привык к Хопкинсу, что иногда ему самому казалось, что он знал его всегда. Между тем трудно было найти двух людей со столь несхожими жизненным опытом, привычками, взглядами. А началась эта странная дружба тринадцать лет назад, в осенней Москве 1997 года. Россия начинала приходить в себя после передела и кровавых разборок начала девяностых. Новые реалии уже приживались, хотя и с трудом. Новоиспеченные олигархи и просто разбогатевшие люди начинали привыкать к своему богатству и осознавать свою новую социальную роль. Передел власти в столице был в основном завершен, но то тут, то там еще вспыхивали огни раздора.
Милицейское начальство в те годы стало организовывать приезды в Москву представителей полицейских служб разных стран для «обмена опытом» – так это называлось. Вот в рамках такого обмена и появился тогда в Москве Хопкинс, один из руководителей Группы в Лос-Анджелесе, криминолог с большим опытом и блестящим послужным списком. Потемкина прикрепили к нему – второго человека с таким знанием языка и зарубежных реалий в московской милиции тогда просто не было.
