Не лезет уже? Все равно надо! Чем быстрее и больше ты ешь и пьешь, тем сильнее, значит, любишь властителя. А кто утверждает, что участь придворного легка и приятна? Есть и пить в честь сразу двух повелителей – тяжелый труд. Но – почетный!
Понимая это, приближенные хана усердствовали над блюдами и кувшинами, как туча саранчи на посевах.
Спутники базилевса смотрели на варварское пиршество округлившимися глазами. Наверное, прикидывали в уме, сколько дней и ночей голодала перед ханским пиром болгарская знать. И это называется знать… Дикари!
Виновник торжества Юстиниан Риномет мало прикасался к блюдам, приготовленным в его честь, хотя к вину прикладывался часто. И много хмурился, замечали болгары. Но меньше всех ел и пил на этом пиру сам хозяин, властитель обширного Болгарского государства хан Тервел. Он, невысокий и сухощавый, вообще был воздержан в еде, питье и прочих удовольствиях тела.
Чаще, чем на блюда перед собой, хан, невозмутимо прищуриваясь, поглядывал на гостя. Тервел понимал, Юстиниан недоволен, что принимают его не во дворце в Плиске, а в далекой степи, по-походному. Сам хан не сомневался, что сделал правильно, встретившись с багрянорожденным подальше от городов и селений, где всегда найдутся любопытные глаза и длинные языки. Но вот стоило ли вообще встречаться с Меченым? В этом он не был пока до конца уверен…
Впрочем, виду не показал, встретил базилевса радушно, обнял крепко, как брата. К восторгу подданных, собственной милостивой рукой запихнул в рот гостю кусок вяленого кобыльего мяса, предварительно плюнув на него, что является высшим знаком ханского расположения. Автократор ромеев (от радости, не иначе!) долго не мог прожевать дар правителя Болгарии, с видимым усилием напрягая челюсти. Да что говорить, много почестей было воздано базилевсу, очень много. Для свергнутого автократора даже приготовили золотую двузубую вилу, это новое изобретение хитроумных греков, которым, видишь ты, не нравится пачкать пальцы едой.
Большинство болгарской знати впервые видели вилу. Они с изумлением наблюдали, как базилевс лениво накалывает куски, гадали между собой – донесет до рта или уронит на этот раз. Переглядывались украдкой – уж не такой ли вилой базилевс отхватил себе нос? Вот уж действительно зловредная выдумка подземного бога Эрлика! Словно Тенгри-Отец не дал человеку для трапезы целых две руки и пять пальцев на каждой…
Хан вдруг хлопнул в ладоши. Хлопок не сильный, почти не слышный за лязгом челюстей и сопением над кубками, но в шатре сразу же наступила тишина. Лишь один из боилов, подавившись, никак не мог перестать перхать горлом. Зажимал рот обеими ладонями и опасно синел лицом.
На него не смотрели, все глаза вопросительно обратились к хану. Многие пытались неслышно и незаметно проглотить куски во рту. От этого казалось, что суровые воины и седобородые старики гримасничают, как расшалившиеся дети.
– Ты уже дожевал, уважаемый бий Биляр? – негромко спросил Тервел. – Я могу сказать свое слово?
Бий Биляр, уже не синея, откровенно мертвея лицом, судорожно задергался, пытаясь хоть знаками изобразить, что хан может говорить всегда, везде и сколько ему угодно. Да как можно помыслить иное?! Речь хана – живая вода для иссохшихся без мудрого поучения ушей его подданных…
– Тогда – всем уйти! – распорядился Тервел.
Подданные рванулись к пологу, опережая друг друга. Двое батыров, сжалившись, подхватили под руки боила Биляра, бессильно, как рыба на берегу, открывавшего рот.
