Томми перерыл свой гардероб, но так и не нашел ничего подходящего.
– Черт с ним, – ожесточенно выругался он, – пойду, как есть. В конце концов, я не манекен. Меня зовут петь, так пусть слушают, а не рассматривают, как витрину.
Натянув футболку и джинсы, он остался собой доволен и даже подмигнул себе в зеркало. Волнения никакого не было. Терять здесь нечего, рассуждал он. В худшем случае, он останется при своем интересе, а в лучшем… Вот что будет в лучшем, Томми не представлял. Все размывалось в его мыслях и складывалось в какое-то смутное видение, колыхавшееся перед его глазами.
В комнате был жуткий беспорядок. Грязные тарелки с остатками еды, пустые бутылки из-под виски и колы, какие-то пакеты и старые газеты, рубашки с майками, разбросанные по стульям и дивану. Томми поморщился. Здесь давно следовало бы убраться, но как всегда было лень и, наспех пошвыряв все в мусоропровод, он выскочил на улицу.
Его старенькая машина, чихнув пару раз, сдвинулась с места. Томми нажал на газ.
– Давай, старуха, – буркнул он машине, – выручай!
Часы неумолимо тикали. Он опаздывал уже на значительное количество времени. Томми присвистнул. Наверстать упущенное на его колымаге невозможно.
– Черт с ним, – повторил он. – Приеду, как приеду.
Он оправдывал себя тем, что они сунулись к нему, а не он. А, следовательно, пусть терпят, если он заинтересовал их настолько, что они даже готовы платить за него свои денежки. К тому же он решил сразу дать понять, что он не намерен плясать под их дудку и смотреть им в рот. Пусть считаются с ним, черт возьми, с его привычками, капризами, слабостями. И пусть знают, что он самостоятельный, свободный человек и никому не позволит помыкать собой.
Наверняка, он дорого стоит, думалось ему, если эта тетка так вцепилась в него. И сколько денег он сможет ей принести, когда начнет петь после всех этих консерваторских штучек! Томми решил, что нужно держать ухо в остро и поменьше болтать, а посему создать впечатление весьма сведущего в музыке доки.
Прослушивание было намечено на квартире профессора. Лаура уже ожидала его. Подкатив свою машину прямо к дому, Томми выпорхнул навстречу своей матроне и торопливо начал извиняться, на ходу привирая всякие оправдания.
Лаура нисколько не была возмущена ни его опозданием, ни его очевидным враньем и, только холодно посмотрела на него своими змеиными глазами. Томми смутился и тут же замолчал, предоставив действовать ей самой. Лаура, одетая строго, но со вкусом, бегло окинула его ледяным взглядом, и Томми понял, что она не поверила ни одному его слову и осталась им не довольна. Она пошла вперед, жестом приказав следовать за ней, и Томми подчинился безропотно и обреченно, как заяц, ползущий в пасть удава.
Квартира профессора напоминала музей. Книги, картины по стенам, тяжелые бронзовые подсвечники и статуи, изображающие не то богов, не то античных героев, и добротная старая мебель, громоздкая, тяжелая, со всякими завитушками и вензелями.
Профессор тоже был под стать этой квартире. Маленький, седенький, сухой старичок, еще бодрый и чрезвычайно смешливый. Увидев Лауру, он пошел ей навстречу, раскрыв объятия, словно любящий отец к единственной долгожданной дочери.
– Здравствуйте, дорогуша, – произнес он и обнял ее за плечи. – Давно Вас жду. Вы, видимо, задержались из-за этого отпрыска, – он указал на Томми, – современные молодые люди не очень ценят чужое время, а таким старикам, как я, уже нельзя быть столь расточительными. Да, голубчик, – он обратился к Томми, – нельзя! Вы поймете это сами, когда станете постарше, а сейчас… – он досадливо махнул в его сторону рукой. – Сейчас быстренько к роялю. У меня нет времени на любезности к Вам, – уже жестче добавил профессор, обращаясь к Томми, – так что соблаговолите петь и отвечать на все мои вопросы кратко и четко.
