Месть обреченных - страница 28

Конрад и Ян поужинали жирной наваристой ухой, потом, завернувшись в одеяла, легли спать у весело трещавшего костра. Конрад долго смотрел на созвездие Единорога, мерцавшее белыми точками на ночном безоблачном небе, затем повернулся на бок и спросил:

– Ян, но почему? Почему шлюхи? Столько женщин вокруг…

Певец вздохнул:

– Эх, герр капитан, я никогда в жизни никого не любил. Мне нравились некоторые девушки, но любовью это трудно было назвать. Скорее, я любил их отдельные части… Понимаете? А любить… Нет, я никогда не любил. Не было такого, чтобы хотелось видеть человека постоянно. Не было такого, чтобы хотелось посвятить девушке стихи. А все остальное – не любовь, а похоть. Со шлюхами все честно. Ты получаешь столько, сколько готов отдать.

Ян внезапно замолчал. Конраду внезапно стало жаль парня. Ему, человеку, знавшему, что такое любовь. Однако тяжелая мысль пронзила его размышления – хвала Отступнику, что Ян не знает этого чувства. Оно может быть отнюдь не радостным, а очень горьким. Горьким, как его любовь к Кристине Клоссар.

Певец молчал. Конрад внезапно понял, что Тиль недавно ему задал почти такой же вопрос, как он задал Яну. «Почему Кристина? Столько вокруг бабья…» Капитан понял, что страдает от любви так же, как Ян от ее отсутствия. И если один ищет ее на недосягаемой высоте, то второй опускается за ней на самое дно.

Снова повернувшись на спину, Конрад вытянул вдоль торса уставшие от гребли руки в серебряных браслетах и стал проваливаться в сон.

* * *

Утро третьего дня путешествия по извилистой речке встретило капитана и менестреля ледяным проливным дождем. Плоскодонка быстро стала набирать воду, и Ян с усердием вычерпывал ее котелком. Оба путника, спрятав одежду, остались по пояс обнаженными, и дождь нещадно хлестал по их мокрым спинам. Небо быстро затянуло тучами, и стали слышны далекие раскаты грома. Вдруг, совсем рядом, когда они проплывали мимо лесной опушки, на высоком крутом берегу, стоявший там красавец кипарис расколол мощный зигзаг молнии. Дерево вспыхнуло ярким огнем, освещая пасмурный день. Ян и капитан молча проплыли мимо изуродованного, полыхающего красавца. Обоим это не показалось хорошим знаком.

Конрад, сидевший на носу, и Ян на корме настолько засмотрелись на страшное и величественное зрелище, что лодка повинуясь течению, заплыла в маленькую тихую заводь, стоячая вода которой была покрыта ковром из речных растений ядовито зеленого цвета. Заводь спряталась у левого берега реки в кольце коряг и поваленных временем гнилых деревьев.

Ян первый заметил опасность.

– Ни звука! – прошептал он.

Конрад вздрогнул и, наконец, обратил внимание, что течение их завело в одну из крохотных пресловутых «гиблых заводей», что наводили ужас на рыбаков Брана. Десять лет назад вода реки была красной от крови плывущих по ней трупов солдат и мирных жителей. Междоусобная война оставила после себя страшное наследие. Считалось, что Бран, принявший в себя тела тысяч солдат и мирных жителей, погибших на междоусобной войне, попал под влияние магических штормов, что возникали всякий раз при массовой резне, или особенно жестоких преступлениях. «Гиблые заводи» – были прямым следствием «нехорошего» влияния войны на некогда безопасную речку. Поскольку трупы людей никто не вылавливал, они со временем вздувались, всплывали на поверхность. Причем сбивались в кучи в определенных местах на берегах Брана. Эти места стали впоследствии «Гиблыми заводями». На реке, на местах скопления мертвых тел жертв войны, образовывались страшные омуты, затянутые на поверхности зеленой ряской. Рыбаки всерьез верили, что в омутах гнездятся создания магических штормов. Причем крайне жестокие и опасные. Тела рыбаков, случайно забредших в такие места, находили потом крайне обезображенными, а осколки лодок выброшенными на берег.