Месть сыновей викинга - страница 30



– Как ты сам сказал, я лишь пленник, – ответил я. – Мои мысли не имеют никакого значения.

– Ерунда! Если бы я сомневался в твоей благонадежности, тебя уже не было бы на свете.

Он принялся трясти дверь и возиться с задвижкой. В тот момент мне было сложно представить себе, какую роль играет моя благонадежность, но угроза моему существованию обнаружилась вполне очевидно.

– Я не против выслушать обе версии истории, – поспешил высказаться я. – Это полезно, когда пытаешься выяснить, что происходит на самом деле и почему люди поступают так, а не иначе.

Рев седобородого великана оказался красноречивее слов. Я пришел к выводу, что он принял мой ответ. Подтверждая правильность моей догадки, он оставил дверь в покое и больше не нарушал тишину. Мы оба слушали окончание истории Сигурда Змееглазого.

– Группа расстроенных сконцев обманным путем захватила корабли отца. Дозорные бежали, как последние трусы, и я был вынужден в полном одиночестве защищать флот от нападавших. Я получил жуткое ранение в глаз и был перенесен в один из ближайших дворов, где обо мне позаботилась мудрая женщина. Отец был вне себя от вероломности сконцев, но ничем не мог мне помочь. И тогда ко мне явился человек и пообещал исцелить меня, если всех врагов, которых мне когда-либо удастся одолеть в бою, я посвящу ему. Он назвался Ростером, и когда отец увидел, что человек этот одноглазый, понял, что перед нами переодетый Один. По своему обыкновению, глава всех богов явился, чтобы созвать воинов на защиту Вальгаллы.

– Ну, тут он малость присочинил, – усмехнулся Бьёрн Железнобокий. – Спасителем Сигурда был воин по имени Бодди, обладавший особым даром врачевать раны.

– А почему твой брат утверждает, что это был Один?

– Эту историю ему рассказывал отец, который всегда стремился подкрепить собственную славу связью с верховным богом. Старая песня.

Последнее замечание вызвало у меня гораздо большее удивление, нежели альтернативная версия истории. Я давно понял, что рассказы викингов не всегда стоит принимать за чистую монету, но голос Бьёрна Железнобокого прямо задрожал от презрения, и у меня возникло ощущение, что он не питал теплых чувств к своему знаменитому отцу.

Тем временем Сигурд Змееглазый завершал у костра свое повествование:

– Общее количество трупов сокрушенных мною врагов показалось отцу вполне справедливой ценой за мою жизнь. Одноглазый ненадолго приложил ладонь к моей ране, и в течение нескольких следующих дней я полностью поправился.

– Полностью? – уточнил язвительный сконец из числа слушателей. Его товарищи ехидно заулыбались.

– У меня на лбу остался шрам на память, – пояснил чернобородый ярл, – а левый глаз имеет отметину, которую все вы видели, и из-за которой я получил прозвище «Змееглазый».

– Вообще-то после такой сильной травмы легко повредиться в уме, – не унимался сконец. – Но ты, видать, никогда за собой такого не замечал?

На этот раз над шуткой рассмеялись в открытую.

– Сейчас я расскажу тебе, что я заметил.

Сигурд Змееглазый резко поднялся, сделал два шага вперед и ткнул весельчака в лицо сапогом, обитым железом. Раздался странный звук, будто кусок дерева переломился под влажной тряпкой.

– С того случая на Ульдагере мне всегда было невероятно трудно удержаться и не выбить зубы тому, кто позволяет себе оскорбительное поведение по отношению к окружающим, издевается над ними. Я стараюсь подавить в себе это желание, но в такие моменты оно занимает все мои мысли.