Веселье длилось до сумерек, когда над столами засияла луна и обручальными кольцами рассыпались по небосводу звёзды.
Перед тем как гости стали расходиться, слово вдруг взял первый богач в Йонаве Арон Кремницер.
– Господа!
Все гости, как по команде, замолчали. К богатым всегда полезно прислушаться.
– Я знаю: каждый из вас принёс молодоженам что-то в дар. Но я хотел бы не только от своей семьи, но и от всех вас преподнести жениху, бывшему кавалеристу, наш особый подарок: железного коня – швейную машину марки «Зингер», который мы доставили не на дом, не на Рыбацкую улицу, а подгадали прямо к свадебной церемонии.
– Какой сюрприз! Честь и хвала господину Арону! Честь и хвала всей фамилии! – слились в сплошной гул одобрительные голоса.
– Я желаю ему долго-долго скакать на нём и радовать нас всех своими успехами.
– У-у-у! – снова зашелестели, загудели в потёмках столы.
– Спасибо, – только и смог сказать ошеломлённый Шлеймке. – Будьте все счастливы.
Свадьба редела, столы пустели. Только Авигдор Перельман ещё трудился в поте лица, ухитряясь получать на выходе у своих земляков причитающуюся ему денежную дань. Каждая дарованная монета улучшала его прискорбное мнение о щедрости и великодушии еврейского народа. Оркестрик продолжал без устали тешить проникающими в душу звуками всю округу и самого Господа Бога. Скрипка заставляла плясать деревья, флейта своими замысловатыми руладами услаждала слух ангелов, пролетавших над погрузившейся в сон Йонавой, а барабан мерными ударами отпугивал злых духов.
Шлеймке и Хенка, одуревшие от счастья, от шума и от подарков, поспешили удалиться в отведённую для супружеских утех временную каморку, оборудованную на чердаке, но дорогу к дому им неожиданно преградил Авигдор. Отяжелев от яств и лакомств, приготовленных неутомимой Рохой, он тоже обратился к разомлевшему от счастья жениху с речью.
– Шлеймке! Я помню тебя маленьким сорванцом. Мы, Перельманы, жили тогда по соседству с Кановичами на Рыбацкой, и ты, хвастунишка, бегал без штанов по двору, прошу прощения, со своей несколько укороченной пипкой напоказ и всё уверял, что отец купит тебе голубей и устроит на чердаке голубятню. Но сейчас я не о твоей пипке и не о голубятне. Я вот что хочу тебе сказать… Я не богач, у меня не то что соснового леса для сплава на продажу не имеется, у меня даже дров на зиму нет. Поэтому при всём желании я не могу подарить тебе, как почтенный реб Ешуа, железного коня. Но и без подарка с твоей свадьбы я уйти не могу. Я благодарен тебе за все милостыни, которые ты мне аккуратно давал до женитьбы, точнее, до того печального дня, когда литовцы забрили тебя в солдаты. А сейчас… Ты и твоя жёнушка меня слушаете?
– Слушаем, слушаем, – отозвалась Хенка.
– А сейчас я хочу подарить тебе все те милостыни, которые ты ещё, наверное, собираешься мне, добрая душа, подавать и после вашей свадьбы. Ведь собираешься?
– Конечно, – усмехнулся Шлеймке.
– Авигдор Перельман – человек справедливый, он ничего не забыл и никого не забывает. Лучшая память на свете не у профессоров и богатеев, а у нищих. Нищие до конца жизни помнят каждого, кто им по доброте сердечной подал грош-другой, помнят не только их лица, но и руки и даже походку.
И Авигдор Перельман исчез в сумраке ночи, словно большая птица, вспугнутая негаданным выстрелом.
– Авигдор! – крикнул ему вдогонку Шлеймке. – Я сошью тебе тёплое, на ватине, пальто на зиму! Обязательно сошью. Приходи! Приходи!..
