Дорога умчалась дальше за горизонт, а мы свернули в джунгли. Мастерская, если можно было так назвать небольшое сооружение под навесом, укрытым пальмовыми листьями, стояла под громадными тридцатиметровыми пальмами и выглядела неправдоподобно сказочной. Несмотря на жару, здесь в тени великанов-деревьев пахло прохладной свежестью с примесью чего-то пряного. Мастера в набедренных повязках, которые, как, оказалось, были просто остатками шорт или брюк, выглядели волшебными «голиафами». Тугие мускулы перекатывались под сверкающей эбонитовым цветом кожей. Но самым удивительным был деревообрабатывающий станок под навесом: между двух остро заточенных, как карандаш, брёвен был зажат круглый брусок какого-то дерева. На нём по-хитрому была наброшена верёвочная петля, один конец которой был зажат в руке негритоса. Он постоянно тянул за веревку, и брус крутился. Мало того, между пальцев его огромной правой ступни, торчал (ещё одно чудо) металлический резец, которым мастер, восседающий на каком-то чурбаке, ловко вытачивал фигурные болванки. Мы, как завороженные, пялились на это производство. Рядом другой умелец вырезал из этих заготовок невероятной красоты маски и фигурки, лица у которых были как живые. Особый колорит придавали породы деревьев, тут было и чёрное дерево, которое африканцы называют «грустным» из-за толстой, белой коры и отсутствия почти круглый год листвы, сандал с его неповторимым запахом смеси лаванды и муската и, конечно, красное дерево. Неожиданно наше благостное состояние было нарушено прибытием новой группы аборигенов. Они привезли материал для изделий. Сандрос объяснил, что сандал и чёрное дерево растут только где-то на приграничной территории, и сейчас мы будем свидетелями торговли между пришельцами и мастерами.
Прибывшие выглядели ещё беднее «наших негров», у некоторых даже не было набедренных повязок, вместо них, дабы сохранить приличия, были прилеплены аккуратные кусочки глины, которые непонятным образом держались и даже сохраняли «форму».
Мастера что-то залопотали, показывая на нашу группу. Сандрос перевёл: – они говорят, что смогут расплатиться с продавцами материала только после того, как «белые» купят у них товар. Так что, пожалуйста, поторопитесь с выбором, чтобы ни те, ни эти не нервничали.
Я сразу не обратил внимание на эту последнюю фразу, а зря… Мы подошли к выставленным изделиям и стали торговаться. За белые брюки мне досталась красивая композиция из чёрного дерева, представляющая собой шесть негритят в разных позах с проказливыми мордашками, верхнюю часть венчала собой фигура матери-негритянки.
– Вам повезло, – сказал переводчик, вы приобрели символ семьи, который здесь очень ценится.
Мои товарищи тоже время не теряли даром и, как дети, радовались каждому новому приобретению. В это время из толпы вновь прибывших отделился один абориген, он остановился в метре от нас и стал внимательно рассматривать нашу компанию, потом, повернувшись к «коллегам» по бизнесу, стал что-то объяснять, отчаянно жестикулируя при этом. Потом взгляд его остановился на моей персоне, и он улыбнулся.
– Чоп-чоп, – сказал африканец. Я, не оставшись в долгу, тоже улыбнулся в ответ, затем прижал правую руку к сердцу и отвёл в сторону, как делали индейцы в одном приключенческом фильме, как бы символизируя своё сердечное и дружеское отношение к незнакомому собеседнику. Мой собеседник в ответ на мои действия улыбнулся ещё шире. И тут, словно мороз пошёл у меня по коже. Я сначала не мог понять причину своего беспокойства, но затем… в глаза мне бросилась его улыбка: зубы у этой сияющей добродушием физиономии были остро заточены, как будто два ряда частокола торчали изо рта.
