Место клизмы изменить нельзя. Рассказы морского доктора - страница 2

– А здесь никого нет – промямлил я прилипшим от страха к небу языком.

– А вы кто? – пророкотал басом мой вероятный киллер.

– Я? – совершенно искренне осведомилось мое трепещущее от ужаса существо, – мы тут на картошке, так вот решил зайти в порядке ознакомления.

– Да знаем, знаем. Уже наслышаны. Я вот тут с благодарностью….

Зубы заговаривает, гад.

– Нет, это все не правда, я тут ни причём.

– Еще как причем, – мужик раскинул руки и пошел на меня.

– Не дамся, нас медиков голыми руками не возьмешь! – Задушено сипел мой голос.

– Да уймись ты, скромняга. Ведь ты ж меня спас, ты моей теще – язык выдернул!

Как потом, оказалось, выдернул я все-таки зуб, но бедная старушка месяц не разговаривала от пережитого волнения и зять не зря мне «проставился». А в пакете у него бутыль с самогоном была. Все-таки месяц потом теща молчала.

Вот хвалиться с того случая я стал меньше.

В моей жизни самой прекрасной порой было студенчество, особенно его ранняя стадия, когда себя чувствуешь щенком, вырвавшимся на свободу, когда родительская опека осталась далеко и никто тебе не капает на мозги, что одеть, во сколько время придти с гулянки, домой. Какие у тебя текущие оценки за учебу. Короче говоря, свобода!

Хотя, если признаться, было много и отрицательного в этой, так сказать, свободе. Я, например, все время, ходил голодным. Деньги, которые мне регулярно высылали из дома, благополучно прогуливал в течении первой недели, а потом все время хотел кушать и бывали моменты, когда весь мой обед и ужин состояли из одного пирожка и стакана воды из автомата, без сиропа. Были такие раньше, когда всего за одну копейку можно было выпить стакан «газировки». Вот об этой поре своей жизни я и хочу рассказать.

В свои первые каникулы, после сдачи экзаменов за первый семестр я решил сходить на операцию, то есть в операционную и посмотреть «что почем». В смысле смогу ли я стать хирургом, а эта специальность мне нравилась больше всех. Во всяком случае, так, казалось, в то безоблачное время. Первые три дня я никуда не ходил, отъедался, блевал от пережора и опять ел. И еще сидел возле холодильника. Там у мамы всегда было что—то вкусненькое, и я ждал, когда предыдущая еда усвоится и можно все начать сначала. Наконец организм мой насытился, и можно было выполнять задуманное. Жили мы в маленьком авиационном городке на севере Дальнего Востока. Папа мой занимал определенную должность, и решить вопрос о моем посещении лазарета, с присутствием на операции, было пара пустяков.

Меня встретили с пониманием, обрядили в хирургические одежды и завели в святую святых – операционную. Больной уже лежал на столе. Пока хирурги священно действовали с простынями, отгораживая операционное поле, затем проводили местную анестезию, я мысленно пропитывался окружающей обстановкой и уже почти себя чувствовал таким же, как они могущественным и значительным.

Да, хирургия – это мое, думалось в этот миг. А на столе уже сделали первый разрез, и тут у меня внезапно все потемнело в глазах, и я потерял сознание. Очнулся от острого запаха нашатырного спирта. Надо мной склонились люди в белых халатах.

– Ну что? Очнулся? – Спросил хирург – ничего, это часто бывает по неопытности.

– А, что же теперь со мной будет? – Прошептал я, – мечта всей моей жизни рухнула?

– Ничего страшного, ты еще ты еще будешь хирургом, главное не отступай.

И я не отступил. После каникул, вернувшись во Владивосток, а учился я именно там, первым делом узнал у старшекурсников, где они проходят хирургическую практику. Выяснил, что самое лучшее место – травмпункт. Там и работы больше, и хирурги добрее, в том смысле, что не жадничают и позволяют работать самостоятельно и вообще для начала лучшего места не сыскать. Сказано, сделано. Через неделю я уже стоял в операционной, правда, с нашатырным спиртом, пока, но уже через две недели мне доверили наложить первый шов на рану, а потом я стал сутками там пропадать, не забывая при этом встречаться с любимой девушкой, тратить при этом последние деньги на кино и кафе – мороженное. Средств надолго не хватало. А надо сказать, что в травмпункте существовал неписанный закон. Бригада на дежурстве питалась коммуной, т.е. кое-что приносили из дома, а так в основном скидывались и закупали продукты в магазине. В те далекие шестидесятые годы продукты питания стоили дешево. На пятьдесят копеек в столовой можно было взять полновесный обед из трех блюд. А мы сбрасывались по рублю, так что можете себе представить какой у нас был ужин. Отправляли, как правило, самого молодого. В медицине, как и на Флоте, годковщину никто не отменял. Поэтому ездить приходилось мне. Забыл сказать, что поскольку магазин был далеко, то для этой цели выделяли машину скорой помощи. Я уже говорил, что деньги, которые мне высылались родителями, преимущественно почти все прогуливались, но выглядеть нахлебником мне не хотелось. И, чтобы собрать необходимую сумму размером в один рубль, мне приходилось поститься два, а порой и три дня. Так было и в этот раз. Я не ел – четыре. Пирожки не в счет. Поехать решили в гастроном. Там и выбор больше, и очереди поменьше. Оставив машину за углом магазина, я смело вошел в приветливо распахнувшиеся двери и сразу почувствовал ни с чем несравнимый колбасный запах. В те далекие годы колбаса еще пахла колбасой, а не туалетной бумагой и не надо было принюхиваться, чтобы уловить есть ли в ней мясо. А запах раздирал мои ноздри, расползался по всему голодному организму, проникал в желудок, заставляя его исходить соком, и ударял в голову. Меня слегка качнуло, но удержавшись на ногах, я двинулся со списком к кассе. Выбив чеки, купил с начала хлеб, сахар, молоко и лишь потом осторожно подошел к колбасному отделу. Там стояла очередь. Спросив последнего, я встал за атлетического тело сложения, женщиной. Она что-то жевала и не переставая, без умолку трещала, не обращаясь ни к кому. Есть такая порода людей, которые любят говорить со всеми сразу одновременно и обо всем. Моя задача была – выстоять, хотя голова от голода кружилась все больше и больше. И вот наступил ответственный момент, я подошел к прилавку и протянул приготовленные чеки: