– Ливий.
– В смысле, Ливиан? Твой папаша пал жертвой моды на фальшивые имена первых богов?
Халиф придвинулся к женщине и обнял ее, легко сжав грудь. Тара сладостно выдохнула, выгибая спину.
– Может, я кое-чем заткну тебе рот, и тогда ты все же замолчишь?
– Почему бы и нет? – в тон ему ответила эльфийка. – Уж коли ты меня купил, то, наверное, можешь делать со мной все, что захочешь?
– Где ты работаешь?
– Нигде я не работаю. В противном случае не цепляла бы мужиков впотьмах. – Она помолчала. – В смысле, я и вчера не цепляла мужиков. Я иногда помогаю Хадидже с клиентами, кафе открыто круглые сутки. Посетителей в такой час немного, но она уже не так молода, не справляется. Я ждала клиентов и увидела тебя. Ты мне понравился.
Ливий спрятал лицо в ее волосах и вдохнул их запах. Он понял, что пролежал бы здесь не один час. Вот так, не двигаясь и обнимая полузнакомую женщину.
– Значит, ты не проститутка, и не работаешь. На какие деньги ты живешь?
– Ну так, – уклончиво ответила Тара. – Приятель помогает.
– Взамен на домашнюю еду? Или ты пользуешься другой, более приятной валютой?
– Не твое дело. Какого черта? Ты собирался спать!
– Я хочу спать спокойно, не думая о том, что твой приятель явится сюда и всадит мне под ребро нож. Это меня не убьет, но разозлит. А я не хочу злиться. И ты, поверь, тоже этого не хочешь. Да и схлопотать пожизненный срок за убийство через день после выхода из тюрьмы я желанием не горю.
Тара повернулась к нему лицом и положила ладони под щеку.
– Ладно, не хочу знать, – подвел итог Ливий, укрываясь одеялом.
– Эй, не злись. Просто он… как бы это? Ну, сутенер, в общем. Не подумай, я у него не работаю. Но если он придет и увидит кого-то в моей постели, нас неправильно поймут.
– Так это твой сутенер, а не приятель?
– Нет! – возмутилась эльфийка. – Это сложно, я не могу объяснить.
Халиф погладил женщину по щеке.
– Если твой приятель-сутенер придет сюда, я все ему объясню. Мы поговорим как деловые люди. Товар имеет привычку убегать от тех, кто за ним плохо присматривает.
– Я не товар!
– Ты будешь товаром до тех пор, пока я не решу иначе. А если он не поймет по-хорошему, поговорим по-моему.
– Смотрю, ты передумал насчет следующего тюремного срока?
– Да. А вот насчет того, чтобы кое-чем заткнуть тебе рот, не передумал. От твоей болтовни у меня началась бессонница.
Глава вторая. Эоланта. Прошлое
1958 год
Багдад, Ирак
Кантара отложила книгу, поднялась с обитой синим бархатом кушетки и подошла к каменным перилам балкона. Небо уже окрасилось в первые оттенки красного, но солнце до сих пор не поднялось. Благословенные предрассветные часы, тихие и прохладные. Самое время для посиделок при свечах и разговоров о важном. Ветер трепал короткий шелковый халат сестры, играл каштановыми кудрями, свободно лежавшими на плечах. Эоланта поймала себя на мысли, что давно не разглядывала ее так пристально, хотя они встречались за ужином каждый вечер. Ее маленькая Кантара стала совсем взрослой. Из нескладного подростка превратилась в молодую женщину. Она была красива диковатой и немного неправильной красотой, которую Эоланта не раз видела на картинах с воительницами древности. Гордая посадка головы, решительный взгляд золотисто-карих глаз, плавная кошачья походка. С тех пор, как они уехали из родительского дома и поселились здесь, на востоке, минул не один год. Мать помнит Кантару и Эоланту еще девочками, а Сезара – скромным юношей, до смерти напуганным перспективой сопровождать их обеих в незнакомом мире. Теперь девочки выросли, а до смерти напуганный скромный юноша свернул на дорожку, при мысли о которой у родителей встали бы дыбом волосы. Кантара часто пишет матери письма, умело переплетая правду с ложью. Эоланта пишет реже. Лгать она умела, но с матерью этот номер не пройдет. А от правды ее лучше беречь. Меньше знает – лучше спит.
