Место встречи повсюду. Стихотворения, эссе, интервью. - страница 4
Одна из его книг называется «Двойной полдень». Ассоциации: двойное самоубийство влюбленных – синдзю (иероглифы «сердце» и «середина»); Клейст и Генриетта Фогель (в другом его сборнике «Медленное лето» есть стихотворение, которое так и называется «Клейст»); суфии, описывающие свои взаимоотношения с Богом в терминах «любящего» и «возлюбленного». Необходимость ежемгновенного умирания ради встречи с Извечно Живущим (Руми, умри в миру!). Восхождение к Нисхождению. Сердце бьется в середине, в этом «к» (Хайдеггер, «бытие-к-смерти»). Мое билингвальное сознание не удерживается от того, чтобы перевести этот предлог на азербайджанский и получить “doğru”, значащий кроме вектора «по направлению к», также и «правда». Не истина/ хакикат, но «правда» – и в этом благородный агностицизм автора. Лишь «улим хакк»11, как гласит арабо-тюркская квантовая частица в одном из эссе «Двойного полдня». Ослепительный полдень смерти – момент истины между двумя мирами теней. Письмо классического Скорпиона (знак смерти), к тому же родившегося 1 ноября – в День Мертвых.
«‐– Учитель, ты ничего от меня не почерпнул, – сказал ученик.
– Я от тебя почерпнул то, чему тебя научил, – ответил учитель».
3.
То, что нейробиология открыла в веке 20-м, а именно взаимосвязь логики и речи, за которые ответственно левое полушарие мозга, уже всегда содержалось в арабском языке, где слова «логика»/“məntiq” и «речь»/“nitq” однокоренные. Как и «общение»/”üns” и «человек»/”insan”.
В исмаилизме проповеднику/natiq всегда сопутствует молчальник-интерпретатор/samit. Так «в общении рождается физика» (Вернер Гейзенберг).
Все мы говорим об одном и том же, но каждый на своем языке. Язык содержит в себе всё, что было, есть и будет. Если бы все говорили на одном языке – это была бы стагнация, никакого обмена информацией, до чего человечество еще не доросло. Итак, векторы сходятся в центральной фигуре Переводчика/Tərcüman. Он же пророк, идеальное занятие которого alver12.
Неуловимый момент перевода с одного языка на другой и есть момент истины, смыслоразличительная пауза, отсутствие, смерть.
Всё остальное – правда.
Tərcümançun hər gün – cümə, hər yer – camedir13.
4.
– Кто ты? – спросил учитель.
– Иудей ниже пояса, с крестом на спине, но сердцу отдано сердце мое, что бьется в связке с языком, выжигающим себя искрящимся самумом, – ответил ученик.
Он кристаллизовал для себя: “Məni cəmi üç şey maraqlandırır: din, dil və del”14.
5.
Ислам определяется в Коране как «расширение (inşirah) сердца». (Мне нравятся эти одинаковые “şir” и «шир» в арабском и русском.) Кроме «расширения», слово “inşirah” имеет еще значение «объяснение, толкование» и семантически увязывается с “şərh”/«комментарий»15. Там, в Коране, говорится, например, что Бог «расширил нам сердце для приятия Ислама». Для понимания этих строк с точки зрения современности, в частности, психологии, можно попытаться подставить под «сердце» «сознание»/”şüur” (интересно, родственны ли этимологически “inşirah” и “şüur”?) и получить «расширение сознания» или, говоря иначе, психоделический опыт. Тут сразу же вспоминаются и исихасты с их практикой сведения ума в сердце, и суфии с их отношением к сердцу, как познающему органу. А на фарси «шир» значит «лев»; «каждый христианин должен иметь львиное сердце», как поют «Би джииз».
…брось камень в мой бездонный океан, чтоб расширение кругов на его поверхности достигло твоих берегов…