Метаморфы - страница 14



– Мёртвыми? – Голос моей родной тёти зазвенел и затих, грозный вид растворился, и на лице проступила боль. Боль и горечь, губы скривились, и из карих глаз градом полились слезы. Я тронула её за руку, не зная, как утешить её в этой потере. Она достала из кармана большой платок и, вытирая лицо, переспросила:

– Давно?

– Родами.

– О, Энн… О, моя дорогая Энн… мне так жаль… – Она порывисто взяла мою руку, её рука была тёплой и мягкой и заставила моё сердце биться так быстро. – Я… Я.. поссорилась с ней, когда в последний раз её видела… Это было очень давно, так давно… она тогда уехала, и я думала, что она поселилась где-нибудь, как наша матушка в глуши и живёт там, не зная прелестей и благ цивилизации О, боги, я не думала, что она… Я не успела с ней проститься… – Мэри снова покачала головой в расстройстве. – Сколько тебе? Как тебя зовут?

– Аселия, мне восемнадцать.

– Красивое имя, – женщина через силу улыбнулась, сжимая мои руки. – Она всегда хотело так назвать дочь… ох.. так жаль. Мы поссорились так давно, получается… за год до твоего рождения, значит, она… бедная… Но откуда тогда ты знаешь, как выглядит Энн?

Я улыбнулась ей:

– Портрет, у бабули на чердаке был ваш портрет. Странная картина, там была изображена очень красивая девушка, которая смотрится в зеркало и подпись была МэриЭнн, только я не сразу поняла, что имелись вы обе сразу.

– Ах да… Эта картина, матушка нарисовала её, прежде, чем её дочурки вылетели из гнезда, чтобы разлететься по всему миру. – Мне показалось, что в голосе Мэри прозвучала горечь. Она жалела, что покинула дом матери? – Подожди, ты сказала у бабули? Ты жила с нашей мамой?

– Да… После смерти моей мамы, у меня больше никого не осталось. Она воспитала меня, мы жили в том же доме, что и вы.

– А твой отец?

То есть она не знает? Или не догадывается?.. Я пожала плечами, решив умолчать о Чарльзе.

– Какой кошмар, бедный ребёнок… Мне тебя очень жаль, – все ещё всхлипывая, но все же уже не так сильно, сказала Мэри. – Никогда не любила это место. Промозгло, сыро и древние отсталые людишки, считающие тебя ведьмой. Я так рада, что смогла выбраться оттуда.

– Мне там нравилось, – растерянно ответила я. Мои догадки о том, что Мэри жалела, что покинула родной дом, растаяли словно дым.

– Вся в мать. Энн… она обожала это место, так что нисколько этому не удивлена. Как и тому, что с ребёнком она пришла туда, к маме.

– А Чарльз, он кто?

– Чарльз? – Удивлённо переспросила Мэри. – Ах, Чарльз, он мой муж… Да, муж… мы здесь проездом. Но больше я в этот город ни ногой, а то в следующий раз, чувствую, встречу маму здесь. А этого мне хотелось бы меньше всего на свете.

Мэри встала со скамейки, отряхивая платье, промокнула ещё раз глаза, и когда она закончила приводить себя в порядок, она встретилась взглядом со мной. Некоторое время мы просто молчали, а потом Мэри, отведя глаза, уточнила плаксивым голосом, в котором снова намечались слезы:

– Когда?

– Год назад…

Она снова села на скамейку, и её плечи затряслись от рыданий. Как можно жить в одном мире с родными и не знать, как они, и даже пропустить момент их ухода?

– Отчего?

– Просто пришло время.

– Она всегда отворила, что именно так всё и будет… – Сквозь всхлипывания проговорила Мэри, она улыбнулась мне и снова залилась слезами. Потом, поплакав некоторое время молча, я в это время гладила её по спине, она вдруг спросила: