Размышляю, как найти её. Кажется, что даже в таком городе, как наш, вероятность снова случайно пересечься ничтожна мала. Но я верю, что она моя истинная. Я это чувствую. И хотя я по глупости упустил свой шанс, уверен, что мы ещё пересечёмся с ней. На всякий случай я узнал, куда ходит тот маршрут автобуса. И хотя там до конечной десять остановок и полгорода, я всё равно каждый день проезжаю тем маршрутом, выглядывая её тёмно-синий пуховик с искусственным мехом.
— Дурак ты, Сашка, — произносит отец, когда я ему рассказываю про неё. — Ну, кто так делает? Эдак ты её до китайской пасхи будешь искать.
Я смотрю на его огромные глаза за стёклами очков от дальнозоркости и жду, когда он от критики перейдёт к какому-нибудь конструктиву. Но отец не спешит, будто смакует мою несостоятельность.
— Ну ладно, пап. Может, тогда расскажешь, как надо? — спрашиваю я, наслушавшись вдоволь обидных определений.
— Ты оборотень, или хрен собачий, Саша?! — восклицает он не злобно, а скорее удивлённо. — Тебе от природы дано волчье чутьё. Но нет, мы ведь не ищем лёгких путей!
Я некоторое время смотрю на него недоверчиво. Отец же берёт свой стакан с хересом и отпивает, причмокивая и кряхтя. Я на некоторое время задерживаю всё сказанное статичным в голове и просто смотрю на угли в мангале. Они светятся приятно жёлтым и красным, время от времени между ними появляются маленькие языки пламени. Мне нравится вот так проводить время со своим стариком. Даже несмотря на то, что он постоянно ворчит и пилит меня. Хочется верить, что и ему со мной весело или, по крайней мере, после ухода мамы, не так одиноко.
— И что, думаешь, это сработает? — спрашиваю я недоверчиво, возвращаясь к теме разговора.
— Ну с твоей мамой же сработало, — деловито усмехается он. — А ведь тогда ни соцсетей, ни мессенджеров не было. Только дисковый телефон у коменданта, один на всё общежитие.
Я лишь недоверчиво качаю головой. По старым советским фильмам я могу себе представить, как это было. Но не уверен, что смог бы жить в таком мире.
— Слушай, — говорю с сомнением в голосе. — Но ведь я же не знаю её запаха. Говорю же, в автобусе её видел. Так что мне всё равно не с чем сравнивать.
— А что ты сравнивать собрался, дурында? Ты ж не собачонка, чтоб идти по следу. Вот она, твоя проблема, Сашка. Нет в тебе гордости волчьей. Ты всю жизнь пытался по человечьим законам жить, вот ничего и не знаешь.
— А что в этом плохого? Мне просто хотелось быть независимым, — отвечаю я чуть виновато.
— Ну и к чему это привело? — вздыхает отец. — Правила, этикеты… вся эта мишура, а о том, кто ты есть на самом деле, позабыл. Пробуди в себе волка. И он поможет тебе найти твою волчицу.
Я киваю, соглашаясь. А сам думаю, как его пробудить, если я всю свою жизнь только и делал, что усыплял? У нас дома никогда не было этого волчьего культа. Отцу в молодости было не до того, он работал на двух работах, чтобы обеспечить мне и маме хорошую жизнь. Порой, когда выпивал, как сейчас, рассказывал байки про то, что его родители — оборотни, и пришли в человеческий мир из параллельного измерения. В детстве я воспринимал это, как странную сказку, которая всегда заканчивалась фразой: «А потом у нас родился ты».
Но чем старше я становился, тем больше осознавал, что рассказ его — своеобразная история нашего родового древа, и тем больше меня это пугало. Не знаю, в чём тут дело. Может, оттого, что с детства очень впечатлительный. Но мне важно было осознавать, что сказки остаются сказками. В противном случае я бы просто спятил, если бы начал думать, что всё, что происходит в книгах и компьютерных играх, — это реальность.
