Руки дрожат то ли от холода, то ли от страха. Медленно шагаю по каменистому берегу, вздрагивая от каждого шороха, и молюсь о двух противоположных вещах. Пусть Елисей будет там, чтобы я могла завершить план, и пусть его уже там не будет, чтобы я вернулась к Кате не проигравшей, а всего лишь невезучей. Добираюсь до места происшествия и не вижу никого живого. Мертвых, на мое счастье, тоже нет. Поджимаю губы, глядя на террасу, наверное, Елисей уже вернулся в кафе. Так жаль, что от улыбки сводит щеки, а сковывающий страх уступает место облегчению. Поднимаю взгляд, звезды подмигивают мне мягким сиянием. Давненько я уже не видела такого чистого ночного неба. За спиной раздается треск сухой ветки и звонкий стук гальки. Резко оборачиваюсь и всматриваюсь во тьму за ветками ив:
– Кто здесь?
Ответа нет, а вот плохое предчувствие есть. Шагаю в сторону, не сводя глаз с деревьев. Мы ведь не триллер разыгрываем, а романтическую комедию, верно?
– Там кто-то есть? – Голос становится до противного высоким.
Зловеще завывает ветер, пронзая тело холодным порывом, и сердце сбивается с ритма, принимаясь яростно колотить в ребра. Нет, нет, нет. Стоит успокоиться и подумать логически. В призраков я не верю, значит, это может быть кошка или птичка. Собираюсь подойти ближе, но тут же передумываю. Все фильмы ужасов начинаются именно так: слышится шум, глупый герой идет проверять, что там происходит, и его съедает жуткая зомби-жаба. Вытаскиваю из стаканчика кубик льда и кидаю его вперед. Он исчезает из виду, а тишину убивает злой и уже хорошо знакомый голос:
– Черт! Да ты издеваешься!
– Елисей? – хриплю я.
– А ты решила прикончить в этом месяце кого-то еще?
Шумно выдыхаю, стискивая в пальцах ледяной стакан. Кинуть бы его в голову этому ниндзя, я тут чуть инфаркт не схватила.
– Ты что, прятался от меня?!
– Пытался, – вздыхает он и выходит из укрытия, прижимая ладонь к лицу.
– Ты меня напугал!
– И за это ты решила выбить мне глаз?
– Я…
– Случайно, – перебивает он жестко. – Я догадался.
Вот тебе и подлатала раны герою. Никакой романтикой и не пахнет: я в ужасе, а он бесится. И что теперь? Обязательно нужно было прятаться? Сидел бы на свету, ничего бы не случилось! Что там говорила Катя? Быть взволнованной, проявить заботу.
– Я принесла лед, чтобы…
– Чтобы насыпать мне за шиворот, видимо. Случайно, конечно же, – говорит Елисей, потирая ушиб, и опускает руку.
– Нет, я…
– Лана, я уже все сказал. Пожалуйста, перестань.
– Вообще-то, я волновалась за тебя! – топаю ногой, лед в стаканчике подпрыгивает и возвращается назад с быстрым перестуком.
– Не стоит, – невозмутимо отвечает Елисей.
– Да как ты можешь?! Булыжник бесчувственный!
– Это все?
– Нет, не все!
Преодолеваю расстояние между нами и прижимаю стакан со льдом к его левой щеке:
– Подержи!
Елисей напряженно выдыхает и перехватывает стакан:
– Можно и полегче, помощница, ты делаешь только хуже.
– Я была бы нежнее, если ты не вел бы себя как рыба-еж в жуткой депрессии после кефира и зеленого яблока, – бубню я, роясь в сумке.
– Ты сама поняла, что сказала?
– Почти.
Открываю пачку салфеток, достаю одну и обхватываю запястье свободной руки Елисея. Ток пронзает подушечки пальцев, вызывая дрожь, движения теряют ловкость и легкость, но я осторожно прохожусь влажной тканью по покрасневшим костяшкам. Его кожа такая холодная…
