– Якорь, твои вернулись! Ну-ка, молодежь, давай штрафную!
Шах плеснул в складной металлический стаканчик водки и протянул Николаю.
– Игорь, куда! Никаких штрафных, они и так проштрафились. – Дед перехватил стаканчик и опрокинул содержимое в себя. Бросил следом кусочек сушеного гриба. Поморщился, протолкнув водку в пищевод одним глотком. Секунду спустя сладко зажмурился.
– Да ладно тебе, за встречу! – Шах пьяно икнул и снова наполнил стаканчик.
– Им-то чего за нашу встречу пить? – Волков вновь попытался сцапать стаканчик, но меднобородый увернулся и осушил его одним махом.
– Нельзя, значит, нельзя, – слегка качаясь, он по-детски пожал плечами. – Якорь такой, скажет – как отрежет. Поэтому мы его так и прозвали. Он слова на ветер не бросает. И за слово твердо держится, как корабль за якорь.
– На службе во флоте? – спросил Штык.
– Не, флот – это когда было, – протянул бородач, – мы тогда не были знакомы. Когда Альянсу служили, тогда погремухи друг другу и дали.
– Альянсу? – в один голос переспросили Леонид и Николай.
– Штирлиц хренов. Мюллера на тебя нет. – Дед отобрал у приятеля бутылку. Водки в бутылке, явно добытой на поверхности, оставалось на самом донышке.
Шах протянул ему свой стаканчик, но Якорь отрицательно помотал головой.
– Хватит, уже за языком не следишь.
– А я что? Я ничего. – Речь Деда, словно ушат холодной воды, вылитый за шиворот, отрезвила торговца и привела его в чувство. – Всегда, как выпью, настроение у меня ностальгическое.
– Ты не рассказывал про Альянс, – осторожно начал Чита.
– Нечего рассказывать, – отрезал тот. – Я после Катастрофы на Выборгской спасся. Как жизнь устаканилась, стала пресной и предсказуемой, приключений захотелось. Короче, ушел в наемники на заработки. Приморцам служил. Вот и вся история.
– Почему не говорил? – поинтересовался Штык.
– Ни к чему. Смутное времечко было, крови много. Мне – душу бередить, вам – лишние думки в голову грузить. Это со стороны кажется – романтика, а на деле грязь и кровь. Лучше бы на Выборгской сидел. Хозяйством бы обзавелся, женился. Да ну его, если бы да кабы…
Он махнул рукой. Засобирался, толкнул успевшего задремать Шаха. Тот принялся собирать свой баул.
– Клювом не щелкать, – велел перед уходом Дед, – день сегодня важный. С поста не отлучаться. На станцию не соваться. Свадьба на три часа назначена. Все, мужики, бдите.
– Ни хрена себе. – Николай смотрел вслед удаляющемуся Якорю. – Дед наемником был…
– Сказал, что жалеет.
– Перед нами сожаление разыгрывает, типа, воспитывает. Чтобы мы со станции никуда не рванули. Уверен – выпади ему шанс прожить жизнь заново, он бы ничего не поменял.
– А что бы ты изменил в своей? – Леонид внимательно посмотрел на приятеля.
– Ушел бы в диггеры, – уверенно ответил Штык. – Или в наемники. Не хочу я так жить. До беззубой старости на ферме пахать, не разгибаясь, да в дозоры ходить, челноков встречать. Байки их слушать про то, как на других станциях живут, представлять это все и не иметь ни малейшего понятия, как там все на самом деле. Это тебе книжек хватает, а у меня, может, воображение плохое. Я хочу своими глазами увидеть метро, узнать, как живут слепцы на Проспекте Просвещения, хочу услышать пение ангелов с Пионерской, заглянуть в разлом между Владимирской и Пушкинской. В нем, говорят, огонь горит…
