– Гром, – попытался возразить Игорь, но тот сжал губы, показывая, что еще не закончил. Затем продолжил:
– Я не знаю, что здесь тогда произошло. Сам не присутствовал, но точно уверен, что не тени какие-то уничтожили все три семьи. Это были люди. Я просто чую. Нет никого и ничего опаснее и изобретательнее человека. Видишь? – Гром указал на лицо. – Виноват не огонь, не БТР, в котором я находился, а люди, которых мы пытались защитить… Интересно, за что? – он вдруг успокоился. Отошел, поправил форму, постоял, закрыв глаза, и кивнул Игорю, чтобы тот следовал за ним.
Дальше шли молча. В голове у каждого крутились свои мысли. Игорь узнал Грома, даже несмотря на ожог, он знал его еще с той, довоенной, жизни, где они были врагами. И его терзала одна мысль: почему его не помнит сам Гром? Но выяснять это лучше постепенно, не вдаваясь в лишние детали, иначе, чем черт не шутит – вспомнит ведь о былой вражде, что сейчас совсем не нужно ни Игорю, ни, тем более, Грому. Как же странно распорядилась судьба, что спустя тридцать лет они вдруг встретились в этом глубоком заду мира, и не просто встретились, а столкнулись лицом к лицу. Но почему бы и нет? Судьба – вообще странная штука. А после смерти жены и детей она стала особенно странной. Надо быть аккуратней с этим человеком – помнится, он и прежде был способен на неожиданные вспышки гнева. Психопат и крайне неуравновешенный, одним словом. Когда-то реки их жизней встретились, перемешали воды и вновь разошлись, чтобы уже никогда не встречаться, ан нет. Атомная война пустила реки вспять, исказила русла, и вот, спустя тридцать лет пути вновь пересеклись. «Неужели, – думал Игорь, – так в жизни бывает? Порой конец света творит невозможное. Порой его последствия настолько непредсказуемы, что и помыслить трудно».
А Гром размышлял о другом: о долгом путешествии Потемкина, который побывал в Чувашии, да и где еще его носило, один Бог знает. А теперь Игорь неведомыми тропами и по воле случая попал сюда. В Юрьев. Что сподвигло его на это?
На пути, кроме людских жилищ, им встретились и ниши с животными. Игорь различил в полутьме свиней, кроликов и коз, обитающих в клетках. Воздух наполнился их запахом – как бы клетки ни чистили, но до конца избавиться от него было невозможно.
– А нехилый у вас тут зверинец, – заметил Потемкин.
– У нас еще лошади в верхних постройках есть, – ответил Гром. – Жаль только, что некоторые с отклонениями, но… Лошадь есть лошадь. Без тягловой силы сейчас никак. Мало ли, что приволочь надо? Да и соляру жалко. На исходе уже.
– Это да, – согласился Игорь.
Коридор сделал крутой поворот и уперся в деревянную стену с дверью, возле которой стоял охранник и пропускал внутрь по одному из вытянувшейся вдоль стенки очереди. На двери висела табличка: «Общественная столовая. Вход и прием пищи строго по регламенту. Опоздавшим сухпай не выдается». И дальше следовало длинное расписание.
Группа во главе с Громом прошествовала мимо живой гудящей змеи, люди были недовольны явным нарушением правил, возмущались, что-то бубнили, но открыто проявлять неприязнь к охране самого Воеводы не решались. Охранник беспрекословно открыл дверь, пропуская четверых мужчин. Сзади зароптали, на что тот довольно громко бросил:
– Ничего, потерпите.
Общая столовая представляла собой все тот же перегороженный коридор с четырьмя нишами-комнатами по обеим сторонам. Столь же скудное, как и везде, освещение, столики, вплотную стоящие друг к другу, много людей, одновременно скребущих ложками по мискам, и восхитительный запах, наполняющий все помещение. Игорю сразу же захотелось есть. При воспоминании о том, каких животных он повстречал по пути сюда, рот наполнился слюной. Это вам не разные мелкие твари, наводняющие убогий мир за стенами, а кролики, свиньи, козы. Конечно, и они не избежали мутаций, но не перестали быть вкусной пищей, как до Катастрофы.
